KaviCom.ru интернет-портал Старого Оскола

Чтобы нарисовать портрет, Лосеву необходимо не только увидеть человека в жизни, понаблюдать, как тот двигается, говорит, слушает, думает, работает, играет. Ему нужно заболеть внутренним миром этого человека. У каждого портрета, нарисованного Семеном Лосевым, своя история. В этом номере «СК» старооскольский режиссер пишет о том, как родились портреты Высоцкого.

Владимир Высоцкий

Мы в этот раз были вместе в Москве: завлит Севастопольского театра имени Луначарского Лидия Ивановна Васильева, Лариса — моя жена — и я.

Вечером в театре на Таганке - «Мастер и Маргарита». С первым поездом метро мы едем на Таганскую. А там уже очередь.

В билетную кассу бесполезно. К администратору. Мы примерно двадцатые. Стоим. Сначала на улице. Часам к десяти пускают внутрь. Поочереди бегаем выпить кофе. Но опасно. Набилось столько народа, что на улице заслон. В здание возвращаешься с боем.

Потом слух. На «Мастера и Маргариту» стоять бесполезно. Не пустят никого. Ну, а что делать? Сдаваться? Может, специально слух распустили, чтобы слабые ушли?

Вдруг известие. В 12-00 будет дополнительный спектакль «Павшие и живые». И вот на этот спектакль есть надежда попасть. Лидия Ивановна и Лариса его не видели. Я смотрел раза два. Один раз играл Высоцким.

- Высоцкий во Франции.

- Да, Высоцкий во Франции.

Сейчас он во Франции. Второй раз вместо него играл Антипов. В общем, если пробьюсь к администратору, спрошу всё-таки про «Мастера», если нельзя, то подстрахую моих девочек на «Павшие и живые». Сам не пойду.

И вот волна! Ещё с улицы, из дверей и до нас – звук: «Уууууух!» И второй наплыв: «Высоооооцкий!»

Люди, прижатые, приплюснутые друг к другу, создавшие из тел единую массу, чудом раскололись надвое и в возникшую щель по направлению к стеклянным внутренним дверям, где обычно стоят контролёры, звеня каблучками, прошли две довольно высокие девушки. А за ними - он сам. Я небольшого роста, но никогда не думал, что Высоцкий ниже меня. Он остановился рядом со мной и Ларой, уставился на неё, опустил веки, поднял, улыбнулся. В кожаном плаще, снял кепку.

- Не открывают. – Сказала, постучав в стекло, одна из девушек.

- Стучите-стучите, откроют. – Улыбаясь, прохрипел Высоцкий, не отрываясь от Ларисы.

Я обернулся на свою жену Ларису Гурьянову, но она была невменяема. Выпучила на Высоцкого глаза и стояла, словно магнитом притянутая. Я слегка стукнул Ларису в бок, она продолжала быть статуей. Обернулся вокруг. Все, как кошки, переводили взгляд с Высоцкого на Ларку, с Ларки - на Высоцкого.

Сколько это продолжалось? Наверное, до тех пор, пока я не решил ему сказать, что вообще-то это моя женщина.

Тут двери открылись, контролёрши спросили девушек, почему они стучат.

- Они со мной, - коротко объяснил Высоцкий и поплыл за ними в зрительское фойе.

Толпа сомкнулась. Открылось окошко администратора.

- Командировочные и студенты отойдите в сторону. Есть режиссёры, актёры? Давайте удостоверения.

Так получилось, что у окошечка я оказался первым. В затылок дышала Лидия Ивановна, тыл прикрывала Лара.

- А на «Мастера и Маргариту» нельзя?

- Только на «Павшие и живые». Без места.

- Согласен. С Высоцким пойду.

Лидия Ивановна:

- А на «Мастера и Маргариту» нельзя?

- Только на «Павшие и живые». Без места.

- Согласна.

Лариса:

- А на «Мастера и Маргариту» нельзя?

- Только на «Павшие и живые». Без места.

Но что-то странное. Я-то стою рядом и вижу. Администратор покосился на меня, потом внимательно - на Ларису и передал контрамарку, прокатив её через окошечко.

Вырвавшись к билетёрам, мы отдали контрамарки, а они, мельком взглянув, надрывали. Но, разорвав Ларисину, женщина ахнула: «Ой, а у вас же на вечерний сеанс «Мастера и Маргариты». Ну, всё, порвала, ничего не поделаешь, идите на «Павшие и живые».

А вечером по этой контрамарке нельзя пройти?

- Но она же порвана.

- Но вы-то меня запомните?

- Не знаю - не знаю, надо было самой смотреть.

- Но я приеду, попробую.

- Ваше дело, пробуйте, но я ничего не знаю.

В зале я поднялся наверх. Там рядом с осветительской ложей есть стоячее местечко. Никому не мешая, можно прижаться и простоять. Лидия Ивановна с Ларой остались искать счастья внизу. И надо же, свет стал уходить, а в ряду четвёртом у прохода в центре два свободных места. Они быстро уселись. Никто не выгнал.

Смотреть было невозможно. Световая партитура на Таганке сложнейшая. Кто-то там из световиков за стеночкой сидел в наушниках, ему давались команды, то есть параллельно с актёрами звучал сплошной комментарий, в основном, непечатный.

Спектакль – стихи и песни погибших в Отечественную войну поэтов. Общение с залом напрямую.

И вот Высоцкий. Вышел, с улыбкой оглядел зал и увидел… Ларису. Поднял подбородок. Свернул чуть на бок голову. Поднялась одна бровь. Издал какое-то междометие. Сделал пару шагов вперёд, вгляделся, прищурившись, убедился, что это именно та самая девушка из толпы у окошечка администрации. Ну, и началось. Весь зал стал изучать, на кого же он смотрит. Полное впечатление, что спектакль он играл для неё.

И Гитлер, и Чаплин, и Гузенко.

Откуда пошёл шёпот, с балкона вниз, в партер, или снизу вверх, но явственно звучала одна и та же фраза…

- Вы знаете, С.М., - Лидия Ивановна была в изумлённом восторге, - мне неудобно было с Ларисой сидеть. Все вокруг смотрели на неё и шептали: «Это - сестра Марины Влади»…

Летом того года Высоцкого не стало.

Вдруг мы впервые узнали, что его зовут не просто Володя, Владимир, а Владимир Семёнович. Его фотографию невозможно было достать.

Я повесил на стенку чистый лист и стал по памяти вспоминать его лицо.

Семен Лосев

"Старооскольский Курьер", от 14 июля 2008 года