Про деда, колхозы и жеребёнка.

добавить в избранное
18 ноября 2010, 00:13, kuzema5

Вместо вступления.

Прежде чем написать эту статью, я долго колебался. Прав Мика - странный конкурс. Зачем про своих родных писать? Чтобы какой-нибудь юнит, плохо владеющий русским языком, но зато в совершенстве изучивший "падонковский" сленг, воскликнул: "Аффтар жжот!?" Или чтобы какой-нибудь кара-мурзоид снисходительно процедил сквозь зубы: "Брехня! Такого не могло быть, потому что Мухин про такое не пишет"?

Но потом я обратил внимание на слова в условиях конкурса: "имеющие значительную временную перспективу". И подумал - а ведь и правда есть смысл в выражении "каждый день и каждый час мы совершаем поступки, даже не задумываясь над тем, что многие из них могут аукнуться через много лет и отразиться на судьбе потомков". Вспомнил бесхитростные рассказы родителей, тёток, дядьёв, односельчан. Разительным образом их воспоминания отличались от той лубочной, отлакированной истории, которую нам преподавали в школе. Не было в них ни героизма, ни самопожертвования во имя светлого будущего, а была жестокая борьба за существование, за саму возможность выжить, причём не только во время войны с немцами, хотя это, безусловно, самые драматические страницы в их жизни.

И я решил - плевать на твердолобых! Что на них оглядываться? Вменяемых людей всё-таки больше, и для них я пишу эти строки. Расскажу про деда, как ему приходилось принимать судьбоносные для его семьи решения.

Дед мой по материнской линии, Воспяков Василий Михайлович, был обыкновенным крестьянином. Пятеро детей, несколько гектаров земли, лошадь, корова и труд от зари до зари. Единоличное хозяйство с горем пополам кормило, а чтобы одеть-обуть семью, нужны были деньги (слышали выражение "ножницы цен"? У Шолохова в "Поднятой целине" это хорошо описано), и он научился выделывать овчины. Вот этот промысел его и подвёл под монастырь, точнее, довёл до цугундера.

Когда в стране началась массовая коллективизация, местный актив собрался решать - кого ж раскулачивать? Вроде и некого, но уполномоченный из района прикрикнул: "Не может быть, чтобы в деревне кулаков не было!" Ну, назначили в мироеды мужиков посправней, кто жил чуть получше, в том числе и деда.

А дед мой умный был, заранее понял, куда ветер дует и чего ожидать от Советской власти. Пошёл на железнодорожную станцию и устроился на работу путевым обходчиком. И когда комбед явился выгонять их из дома, дед вышел на крыльцо, оглядел активистов хмуро и сказал: "Вы меня раскулачивать собрались? Это Я вас, пьяниц и лодырей, сейчас раскулачу. Я рабочий класс, пролетарий, ге-ге-мон, а вы жуки навозные, я вас в упор не вижу!"

Комитетчикам ничего не оставалось, как убраться, бормоча угрозы.

И ведь дождались! В 38-м году поймали деревенские в лесу жеребёнка. На шее у него болталась дощечка, а на ней написано: "Живи, моя детка, пока пятилетка. Пятилетку сдадим - и тебя съедим". Капнули в Органы, приехал следователь (ещё бы, такой выпад против Советской власти! Контра натуральная!). Долго не разбирались, кто-то указал на деда, мол, дюже грамотный, вполне мог написать такую клевету. Напрасно дед доказывал, что у него и коня-то нет (бабушка со старшими дочерьми вступила-таки в колхоз, со своей скотиной, естесственно), дали ему пять лет.

Сидел он в Минске, работал хорошо, даже предлагали после окончания срока остаться вольнонаёмным или как они там назывались. (Это, между прочим, ещё Солженицын отмечал в "Архипелаге ГУЛАГ", что большинство зэков из крестьян впору было придерживать в работе, поскольку они физически не могли лодырничать и халтурить).

Но не досидел дед, не отдал должок Сталину: началась война. Немцы, заняв Минск, освободили заключённых и распустили по домам. Дед добирался месяц, пройдя пешком двести километров. Загубил ноги и потом всю жизнь маялся болью в суставах.

Дошёл, оклемался малость, стал восстанавливать порушенное хозяйство. Война войной, а жить надо. И тут приходит к нему сосед, Иван Ковалёв, и предлагает: "Дядя Вася, пойдём в полицию служить, коммунистам мстить будем. Ты ж тоже от них пострадал. Да и паёк немцы дают, деньги платят, всё легче жить будет".

У этого Ивана незадолго перед войной отца арестовали и "шлёпнули". Не знаю, какое такое преступление мог совершить тёмный многодетный крестьянин, что его подвели под расстрельную статью. Может, его японская разведка завербовала?

Как я уже говорил, дед далеко вперёд смотрел. Подумал он и говорит: "Ваня, немцы как пришли, так и уйдут. А наши вернутся и спросят - чем вы тут занимались? И пойдёшь ты вслед за отцом..."

Не послушался парень, записался в полицаи. (Вот вам и пятая колонна). За что и получил "червонец" после того, как прогнали оккупантов; в Воркуте срок отбывал. Может, дали бы и больше, но односельчане заступились, свидетельствовали, что он безвредный был, никого не обижал. Ходил с ружьём по деревне вроде участкового, в карательных акциях не участвовал. Да у нас там и партизан почти не было, поскольку леса редкие, спрятаться особо негде. Пару раз ночью приходили какие-то, забирали продукты, одежду. Дед с горечью говорил, что днём немцы грабят, а ночью - свои.

А раскулачили бы деда?

А пошёл бы он служить немцам? Вряд ли удалось бы моей маме и тёткам после войны выучиться, так бы и зачахли в деревне с клеймом "предатели Родины".

Многое можно было бы порассказать. Как тётю Олю немцы в заложники взяли после того, как подпольщики Заслонова взорвали вражеский эшелон недалеко от деревни. Только налёт нашей авиации спас ей жизнь. Бомба попала в здание тюрьмы, тётю Олю ранило в руку, но через пролом в стене ей удалось бежать.

Как маму чуть не угнали в Германию, благо, она в документах исправила год рождения.

Как она служила в Красной армии после прихода наших и тоже чуть не погибла под бомбёжкой.

Как, спасаясь от голода, завербовались они с тётей Олей на восстановление шахт Донбасса.

Как, закончив ветеринарный техникум, мама была направлена в Западную Белоруссию и уже сама помогала райкому организовывать колхозы.

Впрочем, это уже отдельные истории. Скажу только, что все эти свидетельства для меня дороже всех многотомных исследований Солженицыных, Яковлевых и прочих Кара-Мурз с Мухиными.

И добавлю: уже в 80-е годы соберутся деревенские бабки (мужиков почти что и не было) на какой-нибудь праздник, выпьют самогонки, сначала песни поют, потом вспоминают коллективизацию, голод, "чёрные воронки", войну, опять голод, начинают плакать, а потом нас, молодёжь, чуть ли не упрекают, мол, вы вот в счастливое время живёте, а мы не то, что сладкого куска - чёрного хлеба вволю не ели...

И ведь правы в какой-то степени!

А с другой стороны - из моих одноклассников (это уже в Западной Белоруссии) после школы в деревне осталось два человека. Остальные бежали в город, напутствуемые родителями: "Куда угодно, кем угодно, только долой с этой каторги".

P.S. Моя сестра пошла по стопам матери, тоже закончила веттехникум, тридцать лет работает в колхозе под Минском. В шесть утра она уже на ферме, в десять вечера - ещё на ферме. Получает на наши деньги шесть тысяч рублей. Работает без выходных (на барина крестьянин работал три дня в неделю). В прошлом году продала корову, потому что председатель распорядился сенокос колхозникам не выделять...

Добавить комментарий
 
+1
0
-1
 
Просмотров 2146 Комментариев 56
Комментарии (56)

Комментировать публикацию

Гости не могут оставлять комментарии