Как известно, Бог любит Троицу. Не уверен в собственной божественности, но желание написать третью зарисовку о божественных отпечатках на лицах горожан имею.
На этот раз наблюдения велись опять же ранним утром на трамвайной остановке.
Очень раннее утро. По проспекту пролетают редкие автомобили, отражая стеклами низкие лучи утреннего солнца. На улицах еще почти нет прохожих. Народ только просыпается и начинает готовиться к новому трудовому дню. Лишь одинокий пьяница сидит на пустой трамвайной остановке и, сосредоточенно глядя на свою тень, декламирует:
- У попа была собака, он ее убил. Она съела кусок мяса… - мужичок задумывается на несколько секунд, после чего грозит своей тени пальцем. - Э-э, нет, братишка, что-то ты тут загнул. Как же собака могла съесть мясо, если поп ее убил? А?
Вы когда-нибудь видели, как пьяный человек пытается придать лицу умное выражение? Нет? Напьетесь – поэкспериментируйте перед зеркалом…
- Мертвая собака не может съесть мясо, она вообще ничего не может съесть, - с умным видом продолжает объяснять тени порядок вещей утренний философ. - Вот ты думаешь, почему мертвые не потеют? Не знаешь? Да потому, что они не едят и не пьют, глупый…
Мужик снова грозит тени пальцем и на некоторое время умолкает. Его глаза закрываются, голова начинает опускаться на грудь…
- Но кто-то же мясо съел! – вдруг резко встрепенулся он. - Кто?!
Мужик принимает позу мыслителя, но через несколько секунд вновь клюет носом в коленки и, вновь встрепенувшись, продолжает:
- Давай рассуждать логически, - делает он успокаивающий жест открытой ладонью в сторону своей тени. - Что мы имеем? А имеем мы попа и собаку. Кто сказал, что мясо съела именно собака? Наверняка поп и сказал. Ведь из них двоих разговаривать умеет только поп. Логично? Логично. Собака – тварь бессловесная, ответить за себя не может. А тем более мертвая собака…
У попов и собак вообще взаимная неприязнь. Жил со мной по соседству отец Сергий, так мой Барсик чуял его за версту и начинал лаять так, как ни на кого не лаял. Не зря говорят, что собаки чуют нечистую силу… Потому их в церковь и не пускают. Кошкам можно, а собакам нельзя…
Тут философ, видать, почуяв затылком мой заинтересованный взгляд, оборачивается и, приставив ладонь к глазам, закрываясь от солнечных лучей, спрашивает:
- Ты знаешь, почему собак не пускают в церковь?
- Нет, - я честно кручу головой. - Не знаю.
Мужик отворачивается и снова обращается к тени:
- А к чему вообще ты завел этот разговор? Оно тебе надо? – он смотрит на часы. - О! Моя уже должна свалить на работу. Пойду-ка и я домой.
Он поднимается и, сделав пару шагов, вновь оборачивается.
- А ты пока посиди тут и подумай… - начинает было грозить пальцем тени, но замечает ее отсутствие на прежнем месте и замолкает, пытаясь сообразить, куда пропал его собеседник. Как-то очень подозрительно и строго смотрит на меня, снова переводит взгляд на то место, где еще недавно была тень. Пожимает плечами и, хмыкнув, бредет восвояси пьяной походкой.
Тем временем на остановке начинают собираться люди. Они еще не проснулись окончательно, потому подходят молча, молча же здороваются с коллегами и знакомыми, и молча замирают в ожидании трамвая.
Первое, что бросается в глаза, выражение крайнего удивления на лицах. При этом поблизости нет ничего, чему можно удивляться. Однако люди стоят, и просто так удивляются, глядя сквозь пространство отсутствующим взглядом. Можете себе такое представить, чтобы взгляд отсутствующий, а лицо удивленное? Если не можете, обратите внимание на людей, бредущих ранним утром на работу. Половина из них хмурится, проникшись философской мыслью о том, что утро добрым не бывает. А вот вторая половина активно чему-то удивляется. Чему? Сколько раз видел это выражение, но задумался о его причине впервые. Озарение пришло лишь через сутки, когда в полшестого утра чистил зубы и смотрел в зеркало на собственное удивленное выражение лица. Объясняю. Вы проснулись, но глаза продолжают спать, и веки стремятся сомкнуться. Чтобы не дать им это сделать, приходится высоко задирать брови. В итоге на лице выражение крайнего удивления. Его же можно наблюдать у пьяного интеллигента, находящегося на грани отключения и изо всех сил старающегося держать глаза открытыми. При этом все его тело будто стекленеет, ибо для сильно пьяного человека контролировать глаза и при этом совершать еще какие-то движения так же трудно, как для трезвого одновременно двигать правой рукой вверх-вниз, а левой вправо-влево.
- Серый! Ты куда? – вдруг окликают с остановки задумчиво шагающего через трамвайные пути парня.
Тот останавливается и озадаченно озирается, словно пытается сообразить, где находится и как сюда попал. Наконец, на лице отображается понимание, и парень, развернувшись, поднимается на площадку остановки.
- Чуть не прошел мимо, - пожимая протянутые руки, виновато сообщает он группе товарищей.
И вдруг, словно солнечный лучик в пасмурный день, в общей массе выделилось улыбающееся веснушчатое личико. Невысокая рыжая девушка улыбается не кому-то конкретно, а каким-то приятным мыслям. При этом она выглядит еще более не выспавшейся, чем остальные. Как же редко можно увидеть человека, радующегося новому дню сразу после пробуждения. А если при этом ему еще приходится рано утром отправляться на работу, то шансы и вовсе, как говорится, близки к нулю. Кстати, судя по не совсем классическому, но по нынешним меркам вполне вечернему наряду, может статься, что она едет не на работу, а возвращается домой. Тем более, что и наряд легковат для довольно прохладного утра. Впрочем, он вполне универсален и сойдет для офисов, где администрация не требует обязательной однородной униформы.
Не буду высказывать предположения, рисуемые моим воображением, отчего юная особа может быть так довольна бессонной ночью, ибо уже имею первое и последнее предупреждение от администрации по этому поводу.
Стуча колесами на стыках рельс приближается первый трамвай. Сонливость на лицах сменяется на суетливую озабоченность. Народ сбивается у края остановки, передвигаясь приставными шагами вправо-влево в попытке угадать, на каком месте окажутся двери. Курильщики делают частые судорожные затяжки, с сожалением глядя на только что прикуренные сигареты.
Вспоминаю, зачем явился на остановку в такую рань, и вливаюсь в людскую массу, вплывающую в открывшиеся двери.
Никин для Кавикома.
Кстати, пока писал, вспомнил, что где-то на просторах инета есть моя зарисовка "Челюсти", которую тоже можно отнести к теперь уже циклу "Утренние лица". Так что, Бог пусть любит Троицу, а я, если Он позволит, вполне вероятно выложу здесь и четвертую статью на эту тему.