Каждый раз, проезжая мимо памятника строителям железной дороги Старый Оскол-Ржава, ловлю себя на мысли, что в этой скульптурной композиции не хватает мужской фигуры, пусть даже подростка, коих много участвовало в строительстве, и не только их.
Об этом подвиге жителей Курской (тогда) области я знаю не из газет и книг - мои мама и тётя (её сестра) принимали самое непосредственное участие в строительстве дороги и уже, скажем так, на склоне лет, когда это стало считаться подвигом, много рассказывали о тех годах, потому что я очень любопытен и когда им впервые, в год 50-летия Победы, вручили юбилейные медали как участникам, я, понимая, что время безжалостно, попросил их рассказать поподробнее, как всё было. Мы сидели за праздничным столом, бабушки выпили по рюмке вина, разговорились, вопросов я много не задавал, я только маму спросил: "Помнишь, ты как-то давно рассказывала, как солдат деревенского дурачка застрелил?"
Тут надо немножко вернуться назад, в зиму 1942-43 годов. Село находилось под оккупантами, были составлены списки молодёжи для отправки в Германию, мама моя будущая и тётя были в этих списках, ждали, что вот-вот уже в район отправят, куда-то бежать и прятаться не было смысла - морозы стояли жестокие и в лесу не отсидишься. И вот в начале февраля глубокой ночью прибежал к ним парнишка соседский и сказал, чтобы ничего не боялись - в село вошли разведчики-лыжники, а немцы и мадьяры уже точно не вернутся.
Дальше пишу, как мама рассказывала, редактируя, разумеется, но не искажая фактов.
- Господи, как освободили, так гора с плеч, перестали бояться, что увезут в Неметчину, а тут и весна пришла, сев в колхозе начался, семян из района подвезли, да и нам помогать начали, муки, сахара, масла выдали, а то мы просто уже загибались, ели то, за что нынче и говорить стыдно. Когда лето настало, собрание быстро собрали и объявили, что от шахты до Ржавы надо за два месяца дорогу железную построить, всем, кому предписали, с лопатами собраться там-то и там-то с утра на следующий день. Распределили нас по бригадам, каждой бригадой командовал военный, нам объяснили сразу, что объект секретный, поэтому болтать о том, где мы работаем, нигде не стоит. Народу было - тьма! Со всех сёл прилегающих мобилизовали даже инвалидов, их назначили лошадьми управлять. Да и не только инвалидов по каким-то физическим недостаткам, к нам в бригаду назначили Петю-дурачка из соседнего села. Лет ему было около сорока, инвалид с детства, головой - чистый ребёнок, но физически был очень сильный и ему поручили трамбовку насыпи деревянной "бабой" с ручками. По вечерам, уставшие, приходили домой, спешили обмыться и упасть поспать, потому что ночи летние короткие, а с рассветом - на дорогу! Петя всегда по утрам нас семечками тыквенными угощал, подойдёт, улыбается по-детски и говорит: "Мамка нажарила, мамка нажарила, возьми, возьми.". Работали с рассвета до заката, нас предупредили военные, что если будет сигнал "воздушная тревога" - всем прятаться в лесочке, что был метрах в ста от насыпи и не высовываться, пока не разрешат. Первые несколько дней самолётов немецких не было, но как-то после обеда военные скомандовали: "Всем в лес! Воздушная тревога!" Мы, бегом, спрятались в кустах, туда же возницы и подводы завели, на которых подвозили грунт для насыпи. Лежим, ждём. Слышно вдруг стало, что где-то гул нарастающий появился, через ветки смотрим и видим, как плывёт в небе самолёт, похож на раму и летит медленно. Рядом с нами, мной и сестрой,Петя лежал и вдруг как вскочит, как побежит вниз, к насыпи, а лесок на взгорке был, да не просто бежит, а снял с себя пиджачок, размахивает им и кричит; "Сюда, сюда летите, мы тут! Мы тут!" Ему вслед военные закричали: "Стоять! Стоять, идиот!" Несколько раз крикнули, но Петя продолжал бежать, приближаясь к насыпи и продолжая выкрикивать: "Мы тут! Мы тут! Сюда летите!" А самолёт уже над нами и тут слышим выстрел, нам показалось, будто пушка стрельнула - громко, аж в ушах зазвенело...
Петя будто споткнулся обо что-то, упал, дёрнулся несколько раз, даже, по-моему, на колени пытался приподняться, а потом затих.
Когда самолёт улетел, первыми из леса военные вышли. Впереди командир шёл, за ним солдат с винтовкой на плече, они подошли к Пете, наклонились над ним, потом командир выпрямился и махнул рукой в сторону леса. Оттуда полуторка выехала и подъехала к ним. Петю погрузили в кузов, и машина уехала. Мы приступили к работе.
Когда вечером пришли домой, мама сразу поняла, что что-то случилось - настолько мы были подавлены. Мы ей всё рассказали. Мама подошла к святому углу, прочитала молитву, а потом повернулась к нам и сказала: "Блаженного убили, грех это большой." Утром, собираясь на строительство дороги и одевая свою кофту самовязную, я в кармане нашла несколько тыквенных семечек. Вдруг слёзы начали меня душить, я едва не зарыдала, но, застеснявшись чего-то, выбежала на улицу...
Петины односельчане рассказали нам, что привезли его в тот же день в родное село, матери во дворе выгрузили и предупредили, чтобы много не болтала, а тихонько схоронила. Гроб тем же вечером привезли. Помогли всё же...
И вот, проезжая мимо этого замечательного памятника строителям железной дороги Старый Оскол-Ржава (хочу заметить, что строили в июне-июле1943-го дорогу от Губкина до Ржавы, а от Оскола до Губкина лишь восстановили участками), я ловлю себя на мысли, что композиция несколько не закончена. Или я не прав?