Сейчас уже ни в одном селе не найдёшь стадо коров, принадлежащих частным подворьям. Да что там стадо - одиночек, привязанных где-нибудь на косогоре на длинной верёвке, уже вряд ли встретишь.
Парадокс капитализма. А ведь при общественной собственности на средства производства, то бишь, колхозах, и стада коров, принадлежавших колхозникам, были огромными. Помню, как постепенно они "таяли" по мере оттока селян в город. Если в 60-х в нашем селе было 3 стада частных коров и в каждом больше сотни голов, то уже в середине 70-х в нашем "околотке" осталось голов 80. Пасли коров по очереди сначала тремя дворами, потом, по мере сокращения поголовья, двумя и, наконец, с начала 80-х, одним двором, потому как осталось в стаде голов 50.
Каждый год весной наступал день, когда после долгой зимы скотину выпускали на волю. Это был своеобразный праздник, каждая хозяйка или хозяин лично выпроваживали бурёнку за село, где передавали пастухам. Как правило, выбирали для этого выходной, а то и праздничный день, выпроваживали скотину обычно часов около 9 утра. Коровы, ошалев от свежего воздуха и весенних запахов, поначалу метались, цеплялись пободаться друг с другом, но постепенно успокаивались, начинали щипать молодую травку, их принимали пастухи и ненавязчиво подталкивали в сторону пастбища. Народ ещё долго стоял за околицей и провожал взглядами своих кормилиц. Частенько возникали разговоры-воспоминания. Вот так и услышал я однажды эту весёлую историю-быль от одного из старожилов.
"Было это в начале 20-х годов, мне тогда 10 лет исполнилось. Точно таким же тёплым днём выгоняли коров в первый раз после зимы. Пасли тогда пастух и подпасок, нанятые обществом. Платили им деньгами с каждого двора за голову скота и по очереди кормили. Утром хозяйка давала узелок с провизией им с собой, обед относила в поле, а ужином кормила дома, когда вечером пригоняли стадо в деревню.
И вот выгнали коров, как сегодня, за село, мужики и бабы стоят, обсуждают последние новости, коровы уже набегались и начали пощипывать траву. А дело было 1 мая. Вдруг видим, бежит к нам, припадая на одну ногу (ранен был на гражданской) Коля-большевик, в руке флаг красный на палке, ещё не добежал, а уже кричит:
- Вы что, не знаете, какой день сегодня?! Вы что это надумали в такой праздник коров выгонять?! А ну заворачивайте назад!
Народ опешил сначала, потом возмущённо загалдел. Бойкий на язык дед Митрофан ехидно спросил:
- Скажи, Николай, тебя куда на войне ранили?
- Будто не знаешь, в ногу, - ответил Николай.
- А я подумал, что в голову, - ещё ехидней заметил дед, - Ты нынче завтракал?
- Завтракал.
- Так скотина тоже есть должна и в будни, и в праздники. Скоко можно прошлогоднюю сухомятку бурёнкам жевать.?
- Завтра, завтра выгоните, нынче назад заворачивайте...
И тут едва беда не приключилась. Коля-большевик, агитируя односельчан вернуть коров домой, то и дело размахивал своим самодельным красным флагом, а в стаде был здоровенный бык, принадлежавший одному из зажиточных мужиков. Кличка у быка была Митя, но звали по-разному - кто Митьком, кто Митяем. Видать, надоело Митяю мелькание красной тряпки, и он двинулся в её сторону. Первым это увидел пастух и закричал:
- Разбегайтесь! Тряпку красную уберите!
Услышав топот и рёв быка, все бросились врассыпную, мужики закричали Николаю:
- Бросай свой флаг и убегай!
Но Николай побежал, держа флаг в руке, к крайней хате, до которой было метров сто. Успел, несмотря на хромоту, забежать в хату и закрыться. Тем и спасся от Митяя. Бык порыл копытом землю, поревел, пободался со старой оскориной, что росла возле хаты. Тут подоспел пастух со своим огромным кнутом. Несколько громких, как выстрелы, хлопков, и бугай покорно двинулся к своим подружкам.
Народ начал расходиться. Николай вышел из спасительной хаты и уже как-то мягче обратился к людям:
- Праздник нынче, во всём мире рабочие и крестьяне празднуют день солидарности, давайте ближе к обеду соберёмся у сельсовета, митинг проведём...
Люди молча разошлись по домам. Это городским делать нечего, можно маёвничать, а в деревне, как известно, весной день год кормит..."
Мирный атом специально для Кавиком.