KaviCom.ru интернет-портал Старого Оскола

Илья Николаевич Хегай – художник, чье творчество развилось на перекрестке культур. Прежде всего, это русский художник, неразрывно связанный с традициями отечественной культуры. В творческом наследии Хегая – многочисленные образы русской природы: здесь и заповедные тропы («Старый лес», 1999),

и цветущие сады («Цветущий сад», 2005), и пришвинская лесная глушь («Осень», 1993)…

В работах художника отчетливо различима и генетическая связь с культурой Востока, выраженная тематически и образно (с «Портрета внука» на нас смотрит маленький Будда, а прихотливый таинственный иероглиф, слагающий вазу для белоснежных цветов, оказывается синонимичен названию картины – «Счастье», 2003).

Репродукция размещена на сайте Ильи Хегая

И, наконец, третья составляющая – европейская традиция, безусловная связь с которой привита первым наставником – художником В.А. Эйфертом – признанным знатоком европейского искусства рубежа ХIХ – ХХ веков.

И.Н. Хегай – художник философского, почти мистического склада. Его творчество во многом созвучно поискам художников-модернистов первой трети ХХ века, и проявляется это, в первую очередь, в напряженном внимании к вечным «проклятым» вопросам бытия. Мифологизм – такова главная отличительная черта творческого почерка Ильи Николаевича Хегая, к какому бы жанру художник не обратился, будь то пейзажная зарисовка или портрет. Портретная живопись Хегая разнообразна. Здесь и тонкие, проникновенные камерные портреты («Портрет Веры»); и прихотливые символические построения, основанные на игре с древнейшими архетипами русской культуры («Лягушка-царевна», «Жар птица», 1984);

и портреты-картины («Портрет Варлама Шаламова» (1989), например, можно с уверенностью назвать портретом-эпопеей, памятником всем безвинно осужденным, погибшим в сталинских лагерях). А вот по признанию самого художника, лучшим из созданных им портретов является картина с символичным названием «Женщина-Тоска» (1995). Приглядимся к ней внимательней.

На матовом фоне цвета мокрой земли (грязи) – тонкий абрис женского лица, сложенный из глянцевых рельефных линий, мерцающих, как змеиная кожа. Однотонный колорит фона картины разбавлен несколькими цветовыми пятнами, похожими на болотные огоньки. Интересно, что их цвет (сине-зеленый) составляет основу абстрактной картины Хегая с символичным названием «Омут». Комментируя смысловое содержание этой работы, художник как-то заметил: «Омут ведь бывает и в душе…». Таким образом, уже цветовое решение портрета заставляет задуматься не только о тяжести внешних обстоятельств, обрушившихся на героиню, но и о саморазрушении, съедающем ее изнутри. А о чем говорит ее облик?

Приковывают внимание огромные глаза героини портрета, широко распахнутые не то от боли, не то от ужаса. Взгляд этих глаз пугает, заставляет содрогнуться. Глядя на портрет, понимаешь, что подобный взгляд возможен только в за-предельных обстоятельствах, когда жизнь становится не просто сложна, но невыносима; когда рок, судьба настолько довлеют над человеком, что от безысходности остается только кричать. Но вот как раз крика в этом портрете и нет – у героини нет рта. И эта деталь многократно усиливает трагизм портрета, заставляет и зрителя онеметь от ужаса.

Обращаясь к теме рока, к воплощению трагического в жизни человека, И. Хегай предлагает не совсем обычное, на первый взгляд, решение. В чем его своеобразие? Вспомним общеизвестный символ выражения трагического в европейском искусстве – картину Э. Мунка «Крик». Экспрессивность картины обусловлена грандиозным замыслом художника – создать образ кромешного мира, искаженного, деформированного под напором силовых линий, в эпицентре которых – рот орущего от ужаса человека. Крик у Мунка объемлет собою весь мир, становится его главным содержанием. У Хегая же главный герой портрета – не крик ужаса, а ужас немоты (что, пожалуй, намного страшнее). Здесь творческие поиски художника близки величайшим находкам русской культуры ХХ столетия. Достаточно вспомнить образ «невыплаканных слез», «окаменелого страдания» у А. Ахматовой:

Хор ангелов великий час восславил,

И небеса расплавились в огне.

Отцу сказал: «Почто Меня оставил!»

А матери: «О, не рыдай Мене…»

Магдалина билась и рыдала,

Ученик любимый каменел,

А туда, где молча мать стояла,

Так никто взглянуть и не посмел.

В стихотворении «Распятие» А. Ахматова вскрывает страшную градацию человеческого страдания: крик ужаса («Магдалина билась и рыдала») – ужас немоты («Ученик любимый каменел») – и, наконец, молчаливое невыразимое страдание Богоматери, для воссоздания которого даже нет слов («А туда, где молча мать стояла, Так никто взглянуть и не посмел»). Это страдание, граничащее с небытием, со смертью, уже не-человеческое, не-выносимое, поскольку такое человек пере-жить уже не может.

Хегай не боится заглядывать в бездны. Он и сам пережил многое. Как отмечают биографы художника, картина «Идет охота» (1982), изображающая воющего волка, появилась после того, как на художника обрушилось огромное личное горе. Но зрителю, пожалуй, об этом знать совсем не обязательно. Важней другое: работы Хегая – живой отклик на изменение духа времени, и даже больше того, они – предощущение грядущих катастроф.

Образ волка – лейтмотивный образ всей русской культуры ХХ века. Но если в начале века волк являлся олицетворением стихии (рассказ Б. Зайцева «Волки», роман Б. Пильняка «Машины и волки»), то уже к началу 1930-х годов волк превращается в загнанного больного зверя (стихотворения О. Мандельштама конца 1920-х – начала 1930-х годов), появляется мотив облавы (роман Б. Пильняка «Волга впадает в Каспийское море»). В 1970-е годы эта тема разовьется уже в творчестве В. Высоцкого, к стихотворению которого и отсылает название картины.

«Идет охота» написана в 1982 году. А двумя годами ранее написана другая работа – «Старина» (1980). Колористические особенности, стилевое и тематическое родство обеих картин позволяют их рассматривать как художественное единство, диптих. Динамическая напряженность красного, оранжевого, иссиня-черного цветов создает впечатление ужасающих разломов Апокалипсиса. Зловещее зарево, к которому обращена голова волка, превращается в горькое воспоминание об утраченном солнечном свете. Покосившийся, плавящийся в жутком мареве храм, образ воющего волка сливаются в образ вселенской катастрофы. В этом видится почти мистическое предвидение надвигающихся перемен.

В напряженных философских раздумьях о мире, о человеке И. Н. Хегай обращается не только к темным сторонам жизни. Его художественный мир уравновешен: в нем есть мрак, но есть и свет; есть жуткие бездонные омуты, но есть и высокие полеты духа. Создавая мифологизированный образ мира, Хегай смело заглядывает в бездны, он может себе это позволить, поскольку хорошо чувствует и опору. Эта опора – духовные заветы человечества.

Визитной карточкой художника, одной из неоспоримых вершин его творчества по праву считается картина «Храм» (1987). Белый храм на белом фоне. Так до Хегая еще не писал никто. Высокий рельеф живописи, соседство разных по степени пастозности поверхностей создают законченное, полноценное изображение. Но эта картина – не просто пейзаж. За поверхностным смыслом реалистического изображения скрывается мифологический смысл, связанный с культурным слоем, со знаками культуры. Монохромность живописи и именно использование белого цвета в картине подчеркивают многогранность и неоднозначность символических образов. О «великом безмолвии» белого цвета писал еще В. Кандинский: «… это безмолвие… полно возможностей. Белый цвет звучит как молчание, которое может быть внезапно понято». Белый «Храм» И.Н. Хегая – это сакральное безмолвие, многозначительное молчание космоса.

Евангельской тематикой проникнут ряд других работ художника. Неявное (прикровенное) изображение Богоматери Хегай озаглавил необыкновенно тонко – «Любовь» (1978 г.).

Этой картине свойственна почти иконописная глубина. Но если на иконе краски нанесены поверх доски, то в работе Хегая создается впечатление, что краски словно прорываются сквозь холст. Именно про-ступают, про-являясь круглыми пятнами окислившейся меди. Эта картина – поистине про-явление – Явление – Богородицы – миру.

«Явление» – название еще одной картины художника (1995 г.). Смысловое содержание этой работы – явление в мир божества и обретение сокровенного пути к Богу. Картина лаконична и в цветовом решении, и в наборе символов (лодка, плывущая по водам; льющийся с небес свет), но этого минимума хватает для того, чтобы сказать о многом, выразить невыразимое.

Характеризуя природу искусства, С. Булгаков справедливо заметил: «…область его находится на грани двух миров. Оно зрит нездешнюю красоту и ее являет этому миру; оно не чувствует себя немотствующим и сознает свою окрыленность». Действительно, то, что доступно языку искусства, подчас представляет определенную сложность для толкования. А потому, интерпретируя смысловое содержание картины И.Н. Хегая «Явление», сошлемся на другой пример художественной интуиции – стихотворение О. Мандельштама 1909 г. (еще один случай совершенного невероятного совпадения символов и смыслов):

Нету иного пути,

Как через реку Твою, -

Как же иначе найти

Милую землю мою?

Плыть к дорогим берегам

Если захочешь помочь,

Руку приблизив к устам,

Не отнимай ее прочь.

Тонкие пальцы дрожат,

Хрупкое тело живет:

Лодка скользящая над

Тихою бездною вод.

Конечно же, рамки статьи позволяют наметить лишь общие контуры анализа творчества художника. Изучение художественных открытий, творческого почерка И.Н. Хегая – интереснейшая задача будущих искусствоведческих исследований. Закончить же этот набросок хотелось бы обращением к автопортрету И.Н. Хегая. Художник изобразил себя за работой, с палитрой и кистью в руках. Внимательный, твердый взгляд; уверенный, гордый поворот головы – мы видим человека, который не боится прямо, открыто смотреть в глаза зрителю. Глядя на «Автопортрет», понимаешь: это человек, которому открылось многое, и которому есть о чем рассказать. А зрителю, несомненно, будет над чем задуматься.