KaviCom.ru интернет-портал Старого Оскола

Мало кто знает и понимает, что быть актером провинциального театра – совсем не богемное дело. Банально потому, что денег за это не платят. Ну или почти не платят. Потому что техническое оснащение рабочего пространства – никакое. Потому что… Можно долго перечислять. Остаться в таких условиях в профессии – значит, быть в хорошем смысле, немного сумасшедшим, фанатом своего дела – остаться верным самому себе.

…Уже в 10 лет, ударная сила школы на всех утренниках и конкурсах чтецов, белобрысый севастополец с широко распахнутыми глазами Сережа Лысенко решил, что станет актером. Почему? «Актер может попробовать себя в разных профессиях», - напишет он тогда в сочинении. Потом были школьная команда КВН, ТЮЗ, провал в Щукинском училище, армия, два незаконченных среднетехических («Ну, не мое это!») и знаковая встреча с режиссером Севастопольского молодежного театра на Большой Морской Виктором Абрамовичем Оршанским.

- 23 декабря 1987 года я пришел из армии, а 25-го уже был у Оршанского, - вспоминает Сергей. - В конце января он дал мне первую роль в спектакле «Знать бы прикуп…» Борис-Брелок - венценосная моя роль! Я ее потом 20 лет играл…

Со временем репертуар рос. Нужно было зарабатывать на жизнь, и театр, как в омут, кинулся в гастрольную деятельность:

- Два года без выходных и отпусков мотались по всему Южному берегу. Мы были в таких закоулках…Дома культуры, пионерские лагеря. Практически «чес»… Но на этом что-то выстругалось такое… По три спектакля в день, публика все время разная. Я впервые почувствовал, что это не хобби, а работа. И это серьезно!

Следующим этапом стало обучение в Ярославском театральном училище. Он пришел туда, как Ломоносов в Москву, - волосы до плеч, кожушок и рюкзачок: «Учиться хочу». «Молодой человек, у нас платное обучение. Вы понимаете? Чем платить-то будете?» - спросили его. «Рыбными консервами», - хотел сказать он, но подумал и ответил: «Заработаем. У нас – театр». «Хорошо, мы приедем, посмотрим», - неожиданно пошли навстречу ярославцы. И, действительно, приехали, отсмотрели весь репертуар и решили попробовать!

Попробовали, и получилось так, что севастопольский курс со временем стал визиткой всего училища. А учились по весьма жесткому графику: с девяти утра до трех дня – танцы, вокал, речь. После трех – репетиции, спектакли.

- Каждое лето к нам на установочные сессии приезжали преподаватели. «Строгали» они нас по-серьезному! И я им жутко благодарен за это. Я на каком-то этапе был профнепригоден по трем дисциплинам: речи, вокалу и танцам. По основным актерским дисциплинам! Если бы мы не были одной труппой, многих бы потеряли. И меня бы отсеяли, сто процентов. Помню, моя любимая Светлана Васильевна Бабарыкина подозвала к себе и говорит: «Молодой человек, вы знаете свои недостатки?» Я говорю: «Знаю». И перечислил. «Что с ним делать? Он все понимает! Ну работай». И я работал! А через три года и запел, и затанцевал…

Сессии мы уже со второго курса сдавали спектаклями. Это при том, что на обычном курсе спектаклями сдают только выпускные экзамены.

А заканчивали учиться они уже здесь, в Старом Осколе. Как ни странно, но существованием театра наш город обязан юношескому максимализму новой самостийной Украины. В начале 90-х весь Крым, как известно, перестал быть частью большой державы. На севастопольский театр стали наседать: «А что это вы на русском языке играете?» - «Да не учили мы украинский! Не преподавали его в Севастополе!», - «неубедительно» отвечали те. Ситуация сложилась тупиковая: для России они были украинским театром, что усложняло вопросы с гастрольной деятельностью, а для Украины – наоборот, русскоязычными отщепенцами.

- Мы как-то узнали, что Старооскольская администрация хочет создать городской театр - продолжает вспоминать Сергей. - Приехали сначала с гастролями. Попробовать. Не было уверенности, что переедем насовсем. В первый раз нас было 25 человек. А когда вопрос о переезде стал ребром… Не все решились. Кто-то не поехал по семейным обстоятельствам. Многие потом вообще сменили деятельность.

Долго катались туда-сюда. На зиму – в Оскол, летом – в Севастополь.

Начинали с кулис на веревочках. Стали набирать свои курсы молодых актеров, направлять их в родное Ярославское училище. Качественно изменился репертуар, усиленный приехавшим в город еще одним талантливейшим режиссером – Семеном Михайловичем Лосевым. Возобновилась гастрольная деятельность: Воронеж, Питер, Москва… Пошли премии, признание.

- Это стало глотком свежего воздуха. Настоящая театральная жизнь! Обмен опытом. Иногда стоит даже плохой спектакль посмотреть, чтобы понять, как не надо делать. А что говорить про хорошие! Вот, к примеру, орловский театр: там ребята – просто супер! Смотришь и понимаешь: вот бы к кому прикоснуться, с кем поработать, поучиться…

В январе 1998 года Лысенко ставит моноспектакль «Простые житейские истории» по рассказам Михаила Веллера.

- Как ты отважился попробовать себя в режиссуре?

- Кто сказал, что я занимаюсь режиссурой? Я просто, как бы это сказать.... Следящий, смотрящий. Могу посмотреть, посоветовать. Но ни о какой режиссерской точке и речи нет!

- А «Простые житейские истории»?

- Это отдельный случай. Исключение, подтверждающее правило. Это вообще был творческий эксперимент. Не более. Я и подумать не мог, что буду играть его потом 10 лет. Он совершенно не вписывался в репертуарную политику. Но зрителям понравилось, и спектакль живет...

- Ты, насколько я знаю, являешься еще и педагогом по актерскому мастерству…

- Я не верю в воспитание, педагогику как целенаправленный процесс. Специфика нашей профессии такова, что научить нельзя. Можно научиться. Я стараюсь что-то объяснить, показать на своем примере. Те, кто хочет, возьмут и что-то впитают. Я им говорю: «Вы от меня отличаетесь только тем, что у вас каждый день прибавляет жизнь, а у меня отнимает. Мне некогда заниматься ерундой! Некогда!»

А вообще, не в городе Театральске мы живем. И то, что люди приходят поступать в театральный институт – значит не все потеряно. Причем, им же объяснили, что зарплата низкая... Я на первых встречах всегда предупреждаю: «Милые, родные… Субботы, воскресенья, пикники с шашлыками, дни рождения, свадьбы – ни в одном культурном мероприятии друзей и родственников мы не участвуем. Мы про-ле-та-ем! Мы работаем в эти дни! Согласны?» Говорят: «Согласны». Конечно, это не та публика, которая у Станиславского обещала «пыль со сцены в ладошку сметать». Как правило, проходит полгода, и они себя чувствуют сложившимися артистами. Начинают привередничать: «А что это за роль? Что это я тут буду делать?» Ты попробуй. Ты же в школе не начинал сразу сочинения писать. Ты же рисовал палочки…

Но то, что они пришли, уже хорошо. А что получится… Осознание профессии приходит позже.

- Как ты относишься к полупустым залам? Бывает ведь такое…

- Я не вижу полупустых залов. Я вижу полуполные. Это как санитарный самолет. Какая ему разница: 30 человек везти или троих? Люди пришли, а я вышел, посмотрел: «А, мало народу. Отменяем». Бред! Они больше никогда не придут! Будет в зале один человек – я буду играть для одного.

- Что есть Гамлет для Лысенко?

- Любая роль чему-то учит, чем-то обогащает. Можно получить роль по блату, но нельзя по блату ее хорошо сыграть.

- Но ты же оцениваешь: вот это я смогу отлично, это - хуже, это - мое, это – нет…

- Не попробуешь - не узнаешь. Я никогда не говорю своим коллегам, что они играли ниже своих способностей, потому что никто не выходит на площадку халтурить. «Не стреляйте в тапера, он играет, как умеет». Все играют на пределе своих сил. Не получилось? Ну, вот значит, столько было сил. Я никогда не знаю, как сыграю. Я могу примериться, как сыграть, но как это будет выглядеть...

- Что тебе важнее: как это будет выглядеть или сам факт, что ты попробовал?

- В своей жизни я уже столько перепробовал. И это мимо не проходит. Но мне, конечно, нужен результат.

- Как ты понимаешь, что спектакль, роль удались?

- Во-первых, это видно по глазам зрителей. А во-вторых, это, когда после спектакля продолжаешь думать о роли. Не просто ушел со сцены и думаешь: «Фу, слава Богу, все закончилось…»

- А у тебя так бывает?

- Было как-то. Я не хочу сейчас подробно разбирать эту постановку, тем более, что она уже не идет. Но там, как мне казалось, изначально была неправда.

Если спектакль удачный, он тебя не отпускает, и ты продолжаешь думать над ролью, хочешь ее как бы усовершенствовать. Вот это удача, я считаю.

- Ты волнуешься перед выходом на сцену?

- Волноваться надо на репетиции. А перед выходом… Надо уже идти и работать. Есть другое ощущение. Не страх. Может быть, опасение. А имеешь ли ты право это делать? А будет ли это интересно зрителю? А не испортишь ли ты эту вещь? Мне как-то сказал Георгий Штиль, актер БДТ, ну а ему, возможно, Товстоногов: «Артист – как доктор. Хороший актер лечит, плохой – калечит». Я запомнил это на всю жизнь. И у меня вот это постоянно: не стать плохим артистом. Можно ведь отшибить людям на всю жизнь желание ходить в театр. И это самое меньшее. Ты выходишь на сцену. В зале 300 человек сидят. Ты что-то не то сделаешь, не то скажешь, и 300 человек «заболеют».

- Как сыграть то, что никогда не чувствовал?

- Нужно понять причины, которые подвели человека к этой ситуации. Прочувствовать. У нас говорят, чем подробнее артист, тем он способнее. Можно просто дверь открыть, а можно, открывая, думать, кто за ней. Зачем ты туда идешь. Можно ключи выбирать. Можно ключи выбирать и думать, кто стоит за дверью. Чем подробнее ты пропускаешь действие через себя, тем интереснее это получается. Иначе это просто радиотеатр.

- Есть такие роли, из которых сложно выйти?

- Нет, ты что?! Это клиникой попахивает.

- Я вот иногда смотрю, актеры вышли на поклон, а по выражению лиц – они еще в образах…

- Ну, поклоны – это еще часть спектакля. (Улыбается.)

- А какая самая сложная роль для тебя?

- Если бы все сразу получалось, мы бы в Большом театре работали. Каждая роль что-то дает и что-то забирает.

- А любимая?

- Как выделить? Они все для меня, как дети.

- Как ты относишься к проблеме амплуа?

- Амплуа – это смерть. Чем хороша режиссура и Оршанского, и Лосева, они все время ломали стереотипы. Все время что-то меняли. И давали роли на преодоление. Только привык к роли весельчака, эдакого парня «гопцаца». Так они тут же тебе – на какую-нибудь драматическую роль! Такую, что аж кости трещат!

Самое главное в актерской профессии это учеба, которая никогда не заканчивается. «Я все знаю» – не про меня. До многих ролей нужно дорасти. Иначе роль можно испортить.

- Как театральная жизнь пересекается с нетеатральной? Сколько театра в частной жизни Сергея Лысенко?

- Расскажу историю. Ехали мы как-то в очередной раз из Севастополя в Старый Оскол. Ну, а что значит для актера дальняя поездка в автобусе? Правильно – шанс выспаться. То есть сели и выключились всем составом. А с нами ехала какая-то тетка. И вот она ехала, молчала-молчала, не выдержала и со вздохом так говорит: «Ой, вот думала – поеду с актерами, всю дорогу будем песни петь». Оршанский открывает один глаз и изрекает: «И не говорите. Давеча ехал с хирургами – паршивого аппендицита не вырезали».

В нетеатральной жизни я замкнутый молчаливый человек. Так что сцена – это сцена, а частная жизнь – это частная жизнь. Другое дело, что театр занимает практически все свободное время.

- Каковы взаимоотношения в вашей труппе?

- Раньше было модно говорить: театр – дом, театр – семья. Нет, у нас это не семья и не дом. Тут другое – тут на молекулярном уровне отношения. Наша труппа, наверное, часть меня. А я часть ее. Как один организм. Вот сейчас ушли люди. И без них плохо. Организм болеет.

- Регенерация возможна?

- Да. И самое страшное, что профессия без тебя может обойтись. Будет ли лучше или хуже – это другой вопрос. Но как-то рана все равно затянется. Будет просто по-другому.

Ушел и Оршанский. Конечно, это большая потеря для нас всех. Но пока, слава Богу, есть Лосев – театр жив.

- Каков он, кстати, как режиссер? Можешь охарактеризовать Лосева одним словом?

- Он… отчаянный!

- ???

- У него актеры играют больше, чем могут. Вот ему табуретку поставь. Он этой табуретке что-то скажет, и она будет уходить на аплодисменты. Он может дать человеку то, о чем он сам и не подозревает. Сопротивление зачастую бывает колоссальное. Но он терпеливо, как с ребенком, свою линию гнет. И всегда в итоге оказывается прав! Я это понял уже давно, поэтому у меня особого сопротивления его идеи не вызывают. Я всегда говорю: давайте попробуем, отказаться никогда не поздно.

- Каким тебе видится Старооскольский театр в перспективе?

- О-о-ой… Больная тема. Хотелось бы, чтобы было очень престижно ходить в театр. Для этого опять же… начинать надо с ремонта. Как ни крути, но театр – это все же культурный центр. Додин (Малый Драматический театр) замечательно сказал: «Не может артист находиться в свинских условиях, есть свинскую еду, а потом выходить на сцену и говорить языком Чехова. НЕ может!» То же самое и зритель: не может он прийти в сарай и быть потрясен спектаклем. Прошли времена студий-подвалов. Люди сейчас приходят в театр, чтобы получить комплекс ощущений. Это должно быть престижно, ярко, увлекательно, тепло, уютно. Если это театр-дом, то не нужно его превращать в театр-хлев. Мне бы хотелось, чтобы и театр, и актеры выглядели достойно. Чтобы в театр было трудно устроиться работать…

Можно сколько угодно спорить, есть ли театральные традиции в Старом Осколе. Но о чем говорить, если у нас из 14 наших(!) студентов никто до поступления ни разу не был в театре, кроме девочки, которая ходила в студию.

Говорят, полгорода не знает о существовании театра, а 80% никогда в нем не были. А чему удивляться? Ну не поведет молодой человек свою девушку за полчаса до спектакля в это серое фойе. Что там делать? На фотографии смотреть? Сколько ты на них будешь смотреть?

- Ты не находишь, что бОльшая проблема, в принципе, в уровне духовного развития современной молодежи?

- Давайте развивать духовность! Но что конкретно делать? У меня сейчас есть сборник пьес для молодежи. Полторы тысячи пьес! Там такие тексты! Мне эти слова просто в рот не полезут, не то, что со сцены их говорить. Там жуть! И это проблема всех ТЮЗов страны.

А проблема Старого Оскола в том, что нет кукольного театра. Чтобы люди были привиты к театру с «горшкового» возраста.

- Кстати, а сколько тебе лет?

- 40…

- Нет. Эту цифру я знаю. Насколько ты себя ощущаешь?

- Ну, лет на 25, наверное.

- В общем, мальчишка еще. Вся жизнь, можно сказать, впереди.:) Но что считаешь своим главным достижением за прожитый отрезок?

- У меня дочка растет… Ей сейчас 9 лет. Вот она – главное мое достижение.

Андрей Дубровин.

Статьи на основе этого материала были опубликованы в газетах «Бизнес-центр», «Оскольская неделя», сайтах http://www.oskolnews.ru/, http://oskol-teatr.ru/. В настоящей редакции публикуется впервые.