Вообще-то лебеди у нас в селе не жили. Иногда кто-то где-то видел, как пролетали, да и все. А тут, вдруг, появилась постоянная пара. Их обнаружили на реке возле парома поздней осенью. Сначала думали, что от стаи отбились – отдохнут и дальше полетят. Но прошёл день, второй, неделя, а они всё не улетают.
Точнее, один куда-то улетает периодически, но потом обязательно возвращается. А второй – всё время на воде плавает. Со временем стало ясно, что крылышко у него повреждено, потому и улететь не может. А второй, видать, за компанию остался. Значит, скорее всего, это настоящая лебединая пара. Ведь не раз каждый слышал рассказы и песни о необыкновенной лебединой верности. И народ стал подкармливать эту пару. Тем более, что речка протекала прямо под горой, на которой дома стояли. Можно было сидя на лавочке, которую старики установили давно уж, любоваться на красивых белых птиц – как они курлыкают и словно обнимаются крылами да шеями. Вскоре они стали настоящей сельской достопримечательностью. Когда к кому-то приезжали гости, то их обязательно водили посмотреть «на наших лебедей». Беспокоились, однако, о том, как же они зимовать будут. Хотя, место, видать, выбрали они не просто так. Вода здесь зимой не замерзала – какое-то теплое или быстрое течение проходило, что-ли – даже в сильные морозы полынья паровала. Дети построили на берегу домик для птиц на всякий случай – вдруг непогода или еще что. А может им понравится, и они никуда улетать не захотят. Но как-бы то ни было, лебеди в зиму остались в селе. Река встала. Снег выпал. Как-то в сумерках паромщик Николай Василич, который жил ближе всех к лебединой полыньи, услышал выстрелы. Он первый выбежал на берег и увидел, что пристрелили одного из лебедей. Второй же летал кругами и кричал. На помощь звал. Вовка-городской патроны новые в двустволку заталкивает и в него целится. Один раз выстрелить успел. Промазал. Тут Васильич, кубарем скатившись с горы, врезал ему с ходу, вырвал ружью. Бабы повыскакивали, детвора со всех сторон бежит. Потрепали Вовку изрядно. Пришлось Васильичу даже отгонять от него толпу разгневанную. Лебедя из воды вытащили, думали, что раненный, что помочь еще можно. Но крупной дробью голову ему раскромсало, грудь…. И второй лебедь словно понял, что остался он один теперь – стал набирать высоту круг за кругом, пока совсем не исчез из виду. Куда он зимой-то один денется? Пропадёт ведь. Бабы заголосили. У некоторых мужиков слеза на щеку выкатилась. Почти все жители прибрежной улицы собрались… И Валька Косматова здесь. Это за ней городской-то ухлёстывал. Всё с собой звал. Мол, вот он в этом году театральный институт заканчивает и уже в театры его приглашают, и в кино, и на преподавательскую предлагают остаться. А в селе здесь у него тетка была, сестра материна. Когда-то они все вместе жили на одном подворье, а потом вот одна в город перебралась, замуж там вышла. Так что Вовка уж чисто городской был. Девки местные на него заглядывались – не чета своим парням. Этот и одевался модно, и говорить умел, на гитаре играл… Вот ружьецо хозяйское нашел. Кто ж знал, что он его без спроса возьмёт да по лебедям палить пойдет. И не пьяный даже. Как же рука у него поднялась? Ведь Валька водила его сюда. С рук лебедей этих кормили. Сидели на лавочке над горой, обжимались, на птиц глядючи. Стояла Валька на берегу случившимся ошарашенная, не могла глаз от лебедя убитого оторвать, забыв про Вовчика, не вступившись за него, не подойдя к нему, хотя тот и звал её: «Валя, да они ж все равно замерзнут зимой… Валя… Да скажи ж ты им. Что ж вы делаете? Валя…» И тут с неба раздался такой душераздирающий крик, что замерло все в округе, казалось, воздух даже застыл. Бабка Фенька прошептала: «Прощается, сердешный, улетает…» Но каждый услышал её, словно в микрофон говорила. И ещё гуще тишина стала. В этот-то миг и обрушился он камнем рядом с лебедицей своей. Завизжали бабы да детишки.
Выругался кто-то из мужиков. «Вот те и улетел, дурья твоя башка, - выговорил Васильич Феньке, - Это ж тебе не люди. У них всё по- настоящему…»
Похоронили лебедей по-человечески. Долго не могли определиться – уместно-ли крест на холмик поставить. Пока спорили, кузнец местный, дядя Костя все его звали – и мал, и стар, принес из прутков железных пирамидку сваренную, установил на могилку и веско обронил: «По весне выкую их вместе…».
Варька не поехала в город. Потом, может быть… А Вовка в больнице почти месяц провалялся. Но заявление в милицию писать не стал. Пытался объясниться с Варей, но та слушать его не захотела. Больше в деревне его не видели. Каким он стал актером? Стал ли им? Это, по большому счету – не важно. Важно – стал ли он человеком, смог ли почувствовать себя частичкой живой природы, где главенствует любовь…
Наверх