ОЧЕРК 4. ВОЙНА НАЧАЛАСЬ (Продолжение). Н. Белых
А вам что нужно? Чего звоните? А-а, по делу. Ну, обратитесь тогда по телефону в свободное время, а сейчас некогда. Да-да, звоните потом по номеру 18-32-40. Что? Ну, тогда идите к черту! Неясно. К чо-о-орту, говорю, идите! – старательно, отчеканивая каждое слово, разъяснил дежурный какому-то собеседнику и облегченно вздохнул. – Поняли? Ну и, слава богу. Вот, вот…
Потом дошла очередь и до нас.
А-а-а, старооскольская группа! – воскликнул дежурный, ложа на стол все три телефонных трубки. – Пока ничего утешительного для вас нет. Идите снова в гостиницу, отдыхайте. Явитесь сюда завтра в девять утра...
На улице нас обогнала легковая машина, у которой не только фары, но и красный "стоп-сигнал" был обвязан синей тряпицей. "Курьез времени, – подумал я. – Стоп-сигналы ликвидируются синими тряпицами, меняющими смысл сигнала, а в Облвоенкомате на всех сорока телефонах продолжают болтать открытым текстом, передавая всякую всячину, будто речь идет не о военных тайнах, а о простых обыденных пустяках…"
Обедали мы прямо на рынке возле студии областного союза художников. Пока мы, усевшись на новенькие скамеечки у цветочной базарной клумбы, попивали сливки и молоко прямо из кувшинов, женщины терпеливо ожидали, когда мы освободим их посуду. Но мы ели не спеша, переговариваясь с женщинами и осматриваясь.
Невдалеке от нас, как и в мирное время, на высоких деревянных подмостках рабочие распиливали толстое бревно на доски. Другая группа рабочих рыла ямы и зарывала в них столбы, третья – делала столики и скамьи для нового базарного павильона. Маляр длинной щеткой красил стену в сиреневый цвет. В мясном павильоне, сверкавшем стеклянными дверями и окном во всю стену, у стоек толпились женщины. На стойках лежали вороха свежего мяса. Все шло нормально, будто и не было войны: народ придерживался еще довоенного ритма и привычек жизни. Но уже можно было заметить рождение нового отношения к окружающему.
Над нашими головами, на высоком столбу, гремел маршами и дребезжал от натуги огромный квадратный раструб репродуктора. Но, пока радио передавало музыку, никто из людей не обращал уже на это былого внимания. Но едва началось сообщение о международных событиях, вокруг цветочной клумбы, посреди которой стоял столб с репродуктором, немедленно образовался широкий и плотный пояс людей.
На всех лицах появился интерес, даже ревность. Ревность была и в поступках.
Женщины рывком выхватили из наших рук опорожненные кувшины и встали поближе к репродуктору, выпростали уши из-под платков.
– Да молчи ты, слушай! – покрикивали они друг на друга. – Про войну говорят…
……………………………………………………………………………
Утром 24 июня я зашел к одному из своих знакомых, но застал дома одну его заплаканную жену.
– Далеко искать моего Ваню! – ответила она мне. – Вчера еще проводила его на фронт…
……………………………………………………………………………
На улице Дзержинского шло большое движение. Гремели двуколки, шипели колесами и подгоняли друг друга сиренами грузовые автомобили. На больших скоростях к станции Курск-ветка неслись покрытые брезентами танкетки с противотанковыми пушечками на прицепе.
Мимо кинотеатра имени Щепкина бегом промчалась рота красноармейцев с тугими вещевыми мешками за спиной, с лопатами в желтых кожаных чехлах на боку. Точеные зеленые ручки лопат хлопали бойцов по мякоти ноги.
– Эти их приучат бегать! – хозяйственным тоном заметил усатый гражданин в длинном буром пальто. Он стоял на тротуаре и наблюдал за бойцами. Меня же он остановил бесцеремонно, будто старого знакомого. – Мой сынок тоже с ними бегает. Смотрите, это он через парапет прыгнул! Ловко ведь? О, как прыгает! Смотрите, смотрите…
– Хороший у вас сын, – похвалил я прыгающего красноармейца. – Рослый, как и вы. И сильный, видать…
– Да уж никакому германцу спуска не даст! – с трогательной гордостью в голосе подчеркнул усач и зашагал вслед за ротой, голова которой повернула уже на площадь.
………………………………………………………………………….
У подъезда Курского горкома партии гремел громкоговоритель. Сообщалась сводка Штаба Верховного Главнокомандования Красной Армии. "…Взято в плен до 500 немцев… Уничтожен за 23 июня 51 вражеский самолет… Немцы взяли … Брест, Ковно, Ломжу…"
Мы переглянулись. В гневных глазах каждого из нас метался вопрос: "Что это значит? Почему нация с лозунгом пузатого Геринга: "Я беру ставку на негодяя!" нашла доступ на нашу землю и так быстро? Коричневой чуме, наверное, приоткрыл ворота какой-то враг, притаившийся на нашей Западной границе. Кто он и почему не стерт с лица земли?!"
На этот раз мы прибыли в Облвоенкомат очень раздраженные и неуемные. Мы вручили письменные рапорта о немедленной отправке нас в действующую армию. Дежурный капитан, читая наши рапорта, чего-то улыбнулся, но все же пошел доложить о нашем требовании.
– Садитесь и ждите решения! – крикнул он уже с лестницы и снова улыбнулся.
Через полчаса мы получили решение. На врученной нам четвертушке листа папиросной бумаги фиолетовыми буквами был напечатан текст:
"Командиру 400-го полка. Клюквенский лагерь. При этом следует в Ваше распоряжение командиры запаса (перечислены наши фамилии) на укомплектование по кадру и запасу. Удовлетворены суточными по 24.6.1941 года. Начальник 3-й части майор ….. "
Уехать на Клюкву удалось лишь на исходе дня.
Солнце уже село, когда мы, растянувшись стайкой, подошли к лагерю. У линейки, направив на нас винтовку, благим матом закричал часовой:
– Стой, стрелять буду! Дежурный, на линейкю! (Здесь многие в разговоре смягчали "у" на "ю").
Дежурный лейтенант прибежал быстро и первым долгом начал ругать нас.
– Зачем вы на линейку залезли? – закричал он. – Не знаете разве, что здесь может ходить только командир дивизии и выше…
– А, может, мы как раз и есть "выше", – серьезным тоном сказал капитан Катенев, протягивая дежурному сопроводительную бумагу. – Вот мы кто…
– Угу! – гмыкнул лейтенант, посмотрев в бумагу. – Вам надо идти в Четырехсотый. Это – налево отсюда. Кузькин, сопроводи!
Кузькин оказался крохотным мальчиком в полной военной форме и с маленькой саблей на боку. По дороге он быстренько рассказал нам, что отец его все время служил в Красной Армии и умер в прошлом году, а его зачислили в воспитанники полка.
– Мне ведь шестнадцатый год идет, – добавил Кузькин. – Я и на фронт с полком поеду…
– Кашу кушать? – переспросил его Константин Мелентьев.
– Немцев бить! – рассердился мальчик. – Я умею рубить саблей еще как. Глядите! – он выхватил саблю из ножны и с удивительной быстротой и искусностью сбрил половину куста одним ударом клинка.
У штаба полка, возле составленных в козлы ружей перед ротой одетых с иголочки новобранцев, рьяно митинговал толстенький лобастый политрук с красными шелковыми звездами на рукавах саржевой гимнастерки.
– Через час, товарищи, мы выезжаем на фронт! – говорил он. – Нас ждут большие трудности, может быть, смерть. Но мы не пощадим себя в боях за Родину. Мы отстоим ее от немецких захватчиков и обессмертим свои имена…
…………………………………………………………………………
В штабе с нами беседовали кратко, потом обмундировали и выдали плоские белые медальоны из белой жести. Внутри медальонов был жесткий листик с анкетным вопросником. Нам приказали немедленно заполнить этот листик своими адресными данными.
– Убьет если кого, то по медальону можно узнать, кто такое был человек и где проживал до войны, – пояснил нам интендант, выдавая медальон. – Это очень полезные медальоны. Берегите их!
– Полезные! – с иронией в голосе сказал кто-то из наших. – Их надо назвать "Смерть на носу!"
Предложение понравилось, и за медальонами закрепили название: "Смерть на носу".
Оформив выдачу медальонов, нас построили и привели к полковому клубу. Там, перед верандой, двумя шеренгами стояли человек полтораста новичков. В сгустившихся сумерках, перед неровным строем расхаживал незнакомый капитан с пушистыми бакенбардами на худых щеках. Он, как поняли мы, проверял военные знания прибывших на укомплектование полка людей, чтобы определить их годность в кадры или запас.
Разговор капитана с новобранцами не лишен интереса, и я решил записать его в свой дневник.
– У вас какая специальность?
– Счетовод.
– Да я не об этом! – возмутился капитан. – Военная специальность?
– Не знаю…
– Странно, черт возьми! Вы же из запаса?
– Да. Но я больше по счетной части работал…
– А вы?
– Из запаса, товарищ капитан! – бодро отозвался высокий человек в черном пиджаке и белой фуражке.
– Знаю, что из запаса. Делать что умеете?
– Повидлой занимался на фруктовом заводе…
– Ха, повидлой! – воскликнул капитан, всматриваясь в бритое лицо гражданина. – Разве это меня интересует? Пушкой или минометом вы владеете?
– Нет, не приходилось…
– Да кто же вы?
– Стрелок, кроме повидлы…
– Стрелок? – переспросил капитан. – А что делается по команде "курок"?
– Ставится на предохранитель…
Капитан расхохотался.
– Сразу видать, "стрелок". Скорее, повидла, кроме стрелка! И не обижайтесь на меня за резкость. Увлеклись вы повидлой, а военному делу плохо учились, считали ненужным. Вот что, ребята, – уже обращаясь ко всему строю, сказал капитан. – Война началась! Надо теперь примириться с фактом, что главным смыслом нашей жизни теперь стала борьба и победа над Германией. Поэтому всем вам надо очень быстро учиться. С азов начнем. Завтра же утром начнем, но быстро будем учиться. Теперь некогда раздумывать и раскачиваться… Возьму я вас в руки жестко. И не обижайтесь на меня за резкость.
……………………………………………………………………………
Мы, как записанные уже в кадры полка, легли спать на полу просторного клуба. А всех остальных, запасников, уложили спать прямо на траве под деревьями: помещений не хватало.
Утром подняли нас по боевой тревоге.
В белесом тумане, словно в мутной воде, неясно маячили стволы деревьев. Похожие на тени, метались по лагерю люди. У штаба полка, щелкая ножницами и подсмеивая друг друга, лейтенанты срезали с гимнастерок тыловые петлицы с золотым жгутиком по краям, отвинчивали красные эмалированные знаки различия и нашивали зеленые, полевые.
На песчаной дорожке группочками стояли женщины с печальными лицами: вместе с полком, покидавшим лагерь, уезжали на фронт их мужья, сыновья или женихи.
Через полчаса все было готово.
Мимо нас прошли головные пехотные колонны, потом загромыхали повозки и двуколки с военным имуществом, а за ними, шевеля тонкими стволами и будто обнюхивая ими дорогу, покатились противотанковые пушки на конной тяге. На машинных прицепах прошли зеленые гаубицы с серыми брезентовыми чехлами на дулах.
Мы, сидя в высоком кузове большого грузовика, замыкали полковую колонну.
Полк не весь отправили к границе Финляндии. Часть его, в том числе и нашу группу, включили в состав Юго-Западного фронта. Ночью и наш эшелон двинулся к линии фронта.
22 – 25 июня 1941 года. Курск - Клюква.
Евгений Белых для Кавикома
Наверх