Наверное, это символично, что кладбища располагают на въездах-выездах из города. Куда бы ни пошел путник, везде его будет встречать и провожать память земляков. Так было всюду, и человечество не зря выработало обряды последних проводов. Сжигание, закапывание, сплав по реке, подвешивание на дереве, - что бы ни делали с покойниками, в последний путь его провожали с почетом. Не буду приводить других примеров, но скажу одно - у истоков обрядов чаще всего стояли религиозные каноны и традиции. Церковь, в собирательном ее смысле, брала на себя обязанность вести человека по жизни от начала и до конца.
Не думаю, что в далекие времена верующий боялся грехов и соблюдал законы Господа из страха. Он просто так был воспитан и не помышлял иного в отношениик усопшим. С отделением церкви от государства, мы разрушили самый прочный и стройный фундамент традиций, отдав все на потребу варварам. В моей памяти - десятки газетных статей о расстрелах обелисков, раскапывании могил и других осквернениях покойных.
Пусть это не у нас, но чем лучше отношение к старому, да и новому кладбищам теперешних властей? Боязнь называть вещи своими именами довлеет над нами, и мы эдак скромненько, ненавязчиво, время от времени напоминаем: надо вот это, это, и так без конца. Где уж там о кладбище заботиться! А оно достойно большего. Чтобы это понять, расскажу о том, каким видели его горожане в старые времена.
Плановая застройка города началась после указа Екатерины II в 1784 году, к тому же времени восходит и образование кладбища. Строили его братья Чечулины, известные в те времена не только в Старом Осколе, строители. Строительные материалы были с заводов Макаровых, и уж чего-чего, а серьезности в богоугодном деле хватало. Кладбище было обнесено забором из кирпича. Трое ворот позволяли вносить покойников по кратчайшим расстояниям.
После строительства Ахтырской церкви стало возможным отпевание, и кладбище приняло солидный вид. Границы его проходили за туббольницу с одной стороны и до медицинского училища с другой. Остатки стен мы видим и сейчас. Жилья рядом не было, а стояла сторожка при воротах. Сторож охранял территорию с двумя собаками. Прихода церковь не имела, и по решению Земского собрания с участием духовенства, содержалась за счет города и на пожертвования купцов. Нам хорошо известно, что староста и главный попечитель кладбища и церкви Илларион Илларионович Симонов - городской голова - за свою жизнь отдал этому месту более 15 тысяч рублей. И они не пропали даром.
Макаровы расписали ограждение кладбища фресками в три цвета, ведь они были не только купцами, строителями, но и архитекторами и художниками. Вдоль всей ограды полосой росли цветы, и ухаживала за ними Севиль Климентьевна Мезенцева. Цветы были ее страстью и работой. Она продавала их у своего дома, на улицах, а в дни поминовения усопших брала ослика у Игнатовых, грузила на него корзины и везла на кладбище. Выращивала на продажу она в основном розы трех сортов: розовые, черные, белые.
Отступя пол-аршина от цветов, росли кустарники. И по свободному пространству можно было гулять. Именно гулять. Это кладбище не наводило тоску, оно напоминало не о бренном мире, а о том, что ты жив и способен свернуть горы, если молод. Если стар, то можешь научить чему-то полезному молодежь.
Вечером здесь пели соловьи. Им было где развернуться. Тогда разрешали сажать на могилах дубы, белую акацию, терновник, фруктовые деревья. Оград не ставили - запрещалось. Могилы копались параллельно стенам кладбища, ногами на восток. Среди них было своеобразное распределение по общественным слоям. По бровке хоронили военных, около церкви - священнослужителей и особо почетных граждан. Как раз там, на уровне церкви в третьем ряду стояли склепы Симонова и семейный – Макаровых-Евсюковых, над входом в их склеп стояла копия колоколенки Троицкой церкви.
На могилах номера, кроме, естественно, надписи и пройти к любой из них было достаточно легко. Между могилами в ширину расстояние в две стопы, в длину - пол-аршина. Склеп Симонова был сделан из гранита и покоился на 4 арках. Везде, в свободных местах у дорожек, стояли скамейки, и можно было отдохнуть, поговорить, подумать в одиночестве. Если могила оставалась бесхозной, то за ней ухаживал смотритель, а со временем, на этом месте по согласованию со священником, можно было хоронить и других.
Надгробия делали из дуба или камня, обязательно с крестами. Дерево обжигали. Католиков и православных хоронили врозь, но если семья оказывалась разных вероисповеданий, то этого правила не придерживались.
Сейчас трудно судить о том, кто и где был захоронен, но здесь лежат останки многих именитых граждан города, оставивших о себе память в истории: Симоновы, Переверзевы, Шуруповы, Агеевы, Шестаковы, Дятловы, Макаровы-Евсюковы и многие-многие другие.
Был один интересный обычай на Руси. Великих и знатных хоронили в пределах церкви. Поднимали плиты и устраивали могилы. Такие же права покупали и некоторые богатеи. При этом они исходили из таких соображений, что прихожане, ступая ежедневно по захоронениям, будут поминать их и, таким образом, снимут грехи.
А получилось все не так. В 1935 году повальное атеистическое шествие снесло все плиты из Успенской церкви к реке и устроило из них спуск. Ходят по ним, да не так, с другими мыслями и чертыхаются. С нашим подходом к памяти никогда не родятся два Спиридона - Семендяев и Буздыханов. Первый по собственному разумению поправлял могилы, подкрашивал их, писал молитвы на досках и ставил на углах улиц, второй - помогал ему.
Второй - поправлял лепку, плиты и памятники. На фотографии, хорошо видны оставшиеся в живых ворота. Наверху когда-то была икона, предположительно Троица. Она благосклонно взирала на входящих сюда и благословляла живых и мертвых. Когда и кто ее выдрал «с мясом», трудно сказать. Вряд ли кому ворованная святыня принесла счастье. Но это деяние обезглавило и обезличило наше прошлое. Начиналась другая эра.