Для начала расскажу про одно малоизвестное народное поверье. Суть такова - бывает, подходит к человеку на улице знакомый - сосед, коллега, собутыльник и говорит: "Пойдё-ом!" И несчастный идёт как на поводке, сам не понимая, зачем. И пропадает. Но если он, собравшись с духом, спросит у своего поводыря: "А куда мы идём?", то пропадает поводырь. То есть буквально растворяется в воздухе. А человек обнаруживает себя на другом конце города, или в лесу, или на болоте.
Понятно, что водит свою жертву не сосед и не собутыльник. Но это присказка, а сказка вот она.
В августе 1991-го случился в Москве путч. Группа высокопоставленных чиновников, пытаясь спасти гибнущую советскую империю, заперла в Крыму Президента Горбачёва и объявила о переходе власти в стране в руки Государственного комитета по чрезвычайному положению.
В качестве отступления, представим себе, что вышло бы в случае победы заговорщиков.
Поначалу даже свирепствовать особо не приходится - обученные волкодавы по команде "фас!" состригают пару сотен голов в Москве, Питере и союзных республиках, и народ радостно приветствует восстановление законности и порядка.
Но вернуться в благословенный 80-й не получается - товаров на полках магазинов как не было, так и нет, зарплата не растёт, народ по истечении какого-то времени, обманувшись в ожиданиях, снова начинает бурчать, национальные окраины бунтуют, требуя независимости; и ревнители социализма встают перед нелёгкой дилеммой - или нырять в 37-й год, на что у них не хватает воли, или либерализовать экономику, на что у них не хватает ума. В общем, выбор небогатый - или дефицит и карточки с закручиванием гаек, или рынок. А по другому никак.
Год-два, вряд ли больше, гекачеписты бы продержались. Но у них с самого начала не заладилось. Дело в том, что вместо решительных действий они... созвали прессконференцию и даже транслировали её по телевидению(!).
Птицей-сирином заливался Янаев, рассказывая, как скоро всё наладится, ошибки будут исправлены, перегибы выпрямлены, достойные награждены, виноватые наказаны, и мы наконец-то всех догоним и даже, может быть, в чём-то и перегоним.
Журналисты кивали, чего-то записывали. И тут взметнулась вверх худая ручонка, поднялась со своего места корреспондентка "Независимой газеты" Татьяна Малкина, молоденькая блондинка в легкомысленном летнем платьице и звонким голосом спросила:
-Господа, а вы вообще-то понимаете, что совершили государственный переворот?
То есть она спросила:
-А куда, собственно, мы идём?
И - всё! Развеялось колдовское наваждение, спала пелена с глаз...
Потрясённая страна обнаружила себя стоящей на краю пропасти, куда её пытались столкнуть вышедшие из ядовитого тумана зомби.
Янаев ещё пытался что-то объяснять, оправдываться, но все уже увидели вместо грозных диктаторов - насмерть перепуганных пожилых больных людей с трясущимися руками. (Кстати, лишний раз подтвердилась старая истина, что перевороты куда чаще удаются молодым честолюбивым генералам, нежели дряхлым придворным интриганам).
23-го августа народ радостно приветствовал падение кровавого режима.
Потом было то, что было. Гайдар, холодный душ в виде инфляции, роста цен и безработицы, борьба за власть в 93-м между победившими в 91-м (ни с одного депутата "расстрелянного" Верховного Совета ни один волос не упал, между прочим), Чечня, приватизация, заказные убийства, МММ, "да, да, нет, да"... Народ, обманувшись в ожиданиях, начинает бурчать, и власть, то ли по недоразумению, то ли с умыслом назвавшаяся демократической, закручивает гаечки, в том числе и в средствах массовой информации, в полной мере оценив силу слова. Борис Ельцин, надо отдать ему должное, журналистов в обиду не давал, а вот уже в 2009-м году ту же Малкину без особых церемоний уволили с канала ТВЦ за критику Лужкова.
Но это Москва, она большая, и нечисти в ней полно всякой. Там и "марши несогласных", и правозащитники, и "Наши", и наци. ОМОН, проститутки, "Дом-2", гастарбайтеры из получивших чаемую независимость национальных республик. Новодворская, Анпилов, Собчак, Михалков, Кара-Мурза, Церетели, Донцова, Малаховы - волосатый и лысый... Газет до фига разных, за которыми не уследишь. Закроют какую-нибудь "Дуэль", а завтра она в подвале на соседней улице будет печататься. А вот как в уездном городе N дела обстоят?
А никак не обстоят! Пиво, семечки и фейерверк на День города. Городничий таскает купцов за бороды, те смиренно пишут на него жалобы, перехватываемые почтмейстером, полицейский Держиморда колотит мужиков и при этом все знают, что унтер-офицерская вдова сама себя высекла, судья Ляпкин-Тяпкин берёт взятки борзыми щенками (а если помещики Чептович и Верховинский затеют тяжбу, то ему и вовсе роскошь - травит зайцев на землях и того и другого), попечитель богоугодных заведений Земляника кормит больных тухлой капустой. В случае приезда высокого начальства ставится соломенная веха, чтобы было похоже на планировку, на мост высылается квартальный Пуговицын, а обыватели предупреждаются, чтобы не выказывали какого неудовольствия.
И все они связаны между собой если не родственными узами, то тесной дружбой. Потому как бомонд-с. Не с истопником же Кузёмой им водиться.
И пусть даже поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем и подрались в бильярдной после совместного распития тяжёлых спиртных напитков; но если местный газетёр, юноша бледный со взором горящим, мечтающий о лаврах Малкиной и Невзорова, накатает фельетон про Ивана Ивановича, то Иван Никифорович горой встанет на защиту своего недруга, потому как положение обязывает. Ибо что же это - сегодня попечителя богоугодных заведений будут критиковать, завтра - полицмейстера, а там, глядишь, и до городничего доберутся?! Да и редакторы всех трёх газеток "Уездные ведомости" № 1, 2 и 3 тоже хотят спокойно жить, кушать хлеб с маслом и ездить на воды, а не шляться по судам, отбиваясь от обвинений в клевете и доказывая, что церковь и правда не сгорела, а вовсе и не начинала строиться; и поэтому сами урезонят своих подчинённых, доходчиво объяснив, что никакие они не правдорубы, вольнодумцы и вольтерьянцы, а щелкопёры и бумагомараки, и писать должны о надоях, привесах и тоннах стали, а критиковать могут только пьяных санитаров и нерадивых дворников. А буде кто не поймёт, то участь Дмитрия Холодова ему, конечно, не грозит (не Москва, слава Богу!), но переквалифицироваться в бондари придётся (журналист меняет профессию, хе-хе...)
И в заключение.
Думаете, за рубежом по другому?
Есть такой старый анекдот. Американский журналист говорит советскому: "Я могу выйти к Белому дому и заявить - Трумэн дурак. А вы этого не можете". Советский отвечает: "Ну почему же? Я тоже могу выйти на Красную площадь и сказать, что Трумэн дурак".
Эту байку любят рассказывать как либералы в подтверждение отсутствия свободы слова в СССР, так и коммунисты - как пример находчивости и остроумия нашего журналиста. Некоторые даже продолжение знают. Американец ответствует: "Но вы же не можете такое сказать про Сталина!" На что наш спокойно парирует: " Не можем, это было бы клеветой. А клевета в печати у нас - уголовное преступление".
И совсем уж единицы в курсе, что этот диалог описан в книге Бориса Полевого "В конце концов. Нюрнбергский дневник". И что у него есть замечательнейшая концовка, примиряющая, на мой взгляд, и наших, и иностранцев.
"А вот своего босса, сенатора или депутата, с которыми ваш босс дружит и на которых ориентируется, сможете обругать? Ну? Вас напечатают? А если напечатают, что с вами потом произойдёт?"
Наступает пауза. Наши западные коллеги переглядываются... ...На это вопрос... никто предпочитает не отвечать".