Честно предупреждаю, что этот рассказ будет совершенно неприличным, и поэтому, как в старину сильно нервных просили не беспокоиться, так и я прошу приличных читателей не беспокоиться и не читать его.
Ну вот, теперь, когда приличные читатели удалились, а остались менее щепетильные, то начинаю.
Мне было пятнадцать лет, и я из-за ангины пропустила целую неделю уроков. Вернувшись в класс, я выяснила, что все мои подруги поголовно влюблены в некоего Алешу. Сын зубного врача, он был на два-три года старше нас и обладал светлыми, мечтательными глазами похожими на глаза какого-то знаменитого киноартиста. Когда меня спросили в классе, влюблена ли я тоже в Алешу, я с жаром ответила: О, да! конечно!
В ту пору я жила у моих дальних родственников, которых называла тетей и дядей. Тетя была просто женщиной-хлопотуньей, а дядя принадлежал к числу тех людей, которые все называют своим именем. Меня распирала тайна, что, я влюблена и очень интересно было узнать, как это примут мои родственники. Однажды после обеда дядя углубился в газету, а мы с тетей молча допивали чай. Момент был подходящим для сердечных излияний. Я была хитрая бестия и начала издалека.
— Ты знаешь, тетя, последнюю новость? Ляля влюбилась.— Но моя тетка не обратила должного внимания на такое потрясающее событие. Она сказала ни к селу, ни к городу:
— Убери посуду со стола.— Будучи вежливым человеком, она все-таки спросила, снимая скатерть:
— И кто же этот счастливый избранник?
— Алеша! — Я назвала фамилию, но тетя ее не знала.
— Как не знаешь? Знаешь! — донесся дядин голос из-за газеты. Совсем он, оказывается, не был углублен в чтение, а внимательно слушал, о чем мы говорили.
— Это один из недорослей зубодера.— Газета опустилась.— Глаза еще у всей семью как у дохлых судаков. Скажи ты этому твоему Андрюше.— дядя, как я поняла, умышленно назвал другое имя, обращаясь ко мне,— чтобы он посоветовал своему отцу переменить профессию. Пусть лучше научится примусы починять, больше пользы будет. А то он два часа провозился с одной пломбой, а она у меня через час вылетела.
Я была шокирована — недоросль, зубодер, дохлый судак! Какая пошлость! Но, вытирая посуду, я вдруг почувствовала, что я в Алешу почему-то не влюблена больше.
Летом дядя с тетей уехали в деревню, а я задержалась в городе на неделю и приехала позднее. На станции меня ждал молодой человек, тоже Алеша. Я с ним была немного знакома. Он был блондином со вьющимися волосами, голубоглаз, белозуб и строен. Что еще надо в пятнадцать лет? Он погрузил мой чемодан в телегу, чмокнул на лошадь, и это был единственный звук, который он произнес.
Мы ехали по проселочной дороге. Вокруг расстилались бесконечные поля ржи, среди которых мелькали васильки и маки — радость горожан, но проклятье хлеборобов. Алеша упорно молчал. Мне стало, наконец, неловко.
— Славный коняга! — сказала я тоном завзятого кавалериста, кивнув на одра тащившего нашу телегу.
— Это не конь, это кобыла — ответил Алеша тенором. Мы помолчали еще километра три. Чтобы загладить свою ошибку, я, наконец, пролепетала прописную истину:
— Лошадь вообще благородное животное.
Тут благородное животное подняло хвост и послало седокам воздушный поцелуй, да еще с брызгами. Я была морально убита из неназываемого орудия.
Через несколько дней дядюшке понадобилось меня куда-то послать.
— Алеша тебя и отвезет.
— Нет, только не Алеша — воскликнула я. Дядя гневно поднял левую бровь: он что — нибудь себе позволил?
— Нет, не он, а конь, то есть кобыла — я сказала, как было дело.
— Чушь какая-то! — Он был очень древним стариком, мой дядя. Ему уже было далеко за сорок, и я себе вполне понимала, что надо делать поправку на преклонный возраст. Конечно, этот Мафусаил уже ничего не понимал в жизни.
Третий Алеша (везло мне на Алеш) был простоватым парнем, помешанным на непонятных словах, произносить которые он считал признаком интеллигентности. Насмешники — студенты с серьезным видом учили его всяким мудреным словам, главным образом иностранного происхождения. Результат этого учения был потрясающим. Встретив на улице понравившуюся ему девушку, Алеша громко ее приветствовал:
— Вот идет моя Горгонзола! — А «горгонзола» — вонючий итальянский сыр.
На одной вечеринке он пригласил меня танцевать. Повертев меня в устаревшем теперь фокстроте, Алеша спросил:
— Почему вы такая перпендикулярная?
Однако ему не были чужды духовные запросы. По окончании танца он расщедрился на комплимент:
— Вы очень приятная девушка по наружности, я надеюсь, что также и по внутренности!
Встречались позднее другие Алеши, но я была взрослой женщиной, и ощущения юности ко мне уже не возвращались.
Харбинские истории Ирины Бор
Примечание: этот рассказ был единственным, напечатанным в России, в одной таганрогской газете, до моего знакомства с Ириной Борисовной. Заметьте, как он начинается и представьте, как высока была мораль того времени.