Сразу предупреждаю: философствований и глобальных выводов не будет. Как обычно, бытовые зарисовки 80-х годов прошлого века. Для меня очевидное преимущество СССР - это, несомненно, минимальный национализм. Нам с утра и до ночи втирали про дружбу народов, и мы в это охотно верили.
За время учёбы в школе и универе со мной за соседними партами сидели якуты, чуваши, немцы, башкиры, татары... Может, не всех вспомнила, а про украинцев и белорусов вообще речи не идёт. Будучи детьми мы и ругались, и дрались – кто-то контрольную не дал списать, кого-то первая любовь переклинила, кто-то про кого-то кому-то насплетничал... Но я не помню ни одного раза, чтобы в процессе разборок промелькнули выражения типа «узкоглазый», «черножопый», «чурка» и тому подобное. Может, это мне так повезло.
Первый раз на тему неравенства наций я задумалась во время выпускного вечера. Именно тогда во время торжественного вручения аттестатов мы услышали, что одноклассницу, которую мы много лет знали как Марину, на самом деле зовут Мурзия. Башкирка она была, чо там. Марина-Мурзия прорыдала весь выпускной вечер, и мы ей очень сочувствовали: такой праздник испортить! Хотя - ну, Мурзия и Мурзия, не Насрула же, как звали однокурсницу одной моей знакомой. Я, кстати, всё своё сознательное детство мечтала сразу же по получении паспорта поменять имя на любое другое, только бы не «Лариска – в сумку!», ибо мультик про Чебурашку в те годы бил по популярности любых нынешних Покемонов, или кто там у них сейчас.
Ко времени получения паспорта эта эпопея поутихла, а мои друзья, как сговорившись, называли меня всяк на свой лад. Ларик, Лорик, Лариосик, Ларчик, Ларисончик и даже Ларисандрия. Так у меня выработался стойкий иммунитет к своему имени, и менять его уже не было никакого смысла.
В университетской общаге тоже обстановка была весьма интернациональная и я не помню, чтобы это кого-нибудь раздражало. Было это в далёком сибирском городе Кемерово, и там уже тогда «колхозный» рынок был оккупирован кавказцами. И это тоже воспринималось как должное. Ну, не растут в Сибири гранаты и мандарины. Если государственная торговля не компенсирует этот недостаток, кто-то же должен снабжать нас витаминами?
Вот так однажды я забрела на рынок, остановилась у прилавка, за которым стояли два «лица кавказской национальности». Один из них, молодой совсем, начал предлагать мне мандарин за бесплатно, то есть даром. Я, как порядочная девушка, шарахнулась в испуге. Второй, пожилой, добродушно усмехаясь, сказал:
- Дэвушька, нэ бойтэсь! Он в вас влюбиль!
Мы с подругами, как и положено юным специалистам по русскому языку, долго ржали над этой новой формой глагола, и никто при этом не сказал: чурки к русским пристают!
А вот теперь - уже совсем грустная история. Для меня, во всяком случае. Ехала я однажды в междугороднем автобусе до Кемерово. Место мне досталось у прохода, а у окна сидел импозантный мужчина явно кавказского происхождения. В хорошем костюме, в хорошем парфюме, и с «дипломатом» в руках, что по тем временам было признаком высокого социального статуса.
А на креслах сзади расположилась то ли семейная, то ли просто пара, которая сразу же после посадки в автобус начала выяснять отношения. На «русском матерном», как водится. Усердствовал, в основном, мужик. Уж какими только эпитетами он не обзывал свою пассию на весь салон! У меня уши в трубочку сворачивались, но я тогда ещё была робкой девицей, и рта раскрыть не смела. А вот сидящий рядом кавказец, в конце концов, не выдержал и обратился к дебоширу:
- Уважаемый, ну, нельзя же так с женщиной разговаривать, да? Будь повежливее, люди ведь кругом.
«Уважаемый» на миг оторопел, а потом из него полились такие потоки дерьма!
- Слышь, ты, чурка черножопая, ты чо, мне – русскому человеку - указывать будешь? Моя баба, как хочу, так с ней и разговариваю! Ты кто такой, чтобы на меня, на русского, пасть разевать? Ты только и умеешь, что на рынке мандаринами торговать, вот и п@й на свой рынок, и там права качай!
- Зачем на рынок? - пытался возразить кавказец. – Я - инженер, в командировку еду, на рынке никогда не стоял.
К этому времени в конфликт втянулся практически весь автобус. Со всех сторон доносились крики: «Нечего им тут!», «Ишь, развыступался, чурка!» Апофеозом действа стал визг «обиженной» дамы:
- Ваня! Да чего ты с ним споришь? Дай ему в морду! В морду ему дай!
Ваня ретиво отозвался на этот призыв и попытался махать кулачонком через спинку кресла. А автобус, меж тем, подрулил к автовокзалу. Участники конфликта пошли куда-то выяснять отношения, а я, теряя тапочки, кинулась в общежитие. У меня было одно желание: быстро-быстро принять душ, я как будто была вся в липкой грязи, мне было стыдно за всех русских, живущих на этой планете. Я могла понять маргинала Ваню, но женщину, за «честь» которой вступились и которая посоветовала дать заступнику в морду, я не пойму никогда. До сих пор мне стыдно, что я не влезла в этот конфликт, но я реально на тот момент впала в ступор. У меня было ощущение, как в фильме ужасов: видишь, что надвигается на тебя Фрэди Крюгер, но не можешь до конца осознать, что это – реальность, что ты не видишь кошмарный сон...
Когда моему сыну было лет 6, он спросил: «Мама, а кто такие евреи, и за что их все так ненавидят?» Я, навскидку, назвала ему трёх знакомых ему евреев – врача, режиссёра и переводчика:
- Ты что-то общее видишь у этих людей?
- Ну... во-первых, все они – классные специалисты, во-вторых – добрые люди.
- Выводы сам сделаешь?
- Да.
Больше за 20 лет национальный вопрос у нас в семье не возникал. А у меня к вам такой вопрос: чем образованный и культурный чужеземец хуже пьяного мерзкого русского хама?
Лёка, она же Лорик, Ларчик, Ларисончик специально для Кавикома (ну, и персонально – для Пепса)