Честно скажу: умилила вчерашняя попытка кандидата филологических наук "спасти" русский язык посредством его, языка, воцерковления. Умилила, позабавила и даже кое-что прояснила. Но об этом позже. Сначала - сказка…
Желая порадовать своих мальчишек чем-нибудь новеньким, еще не читаным, добралась недавно до книги из детства еще моих родителей - изрядно потрепанному, без картинок, сборнику русских народных сказок. Находок оказалось немного, почти все произведения мы уже не раз читали в более красочных современных изданиях, но кое-что откопали. Например, "Похороны козла". Честное слово, открывала для себя эту сказку вместе с детьми, по ходу чтения! Обязательно перечитаю им ее, когда повзрослеют.
Похороны козла
Жил старик со старухою. Не было у них ни одного детища, только и был что козёл: тут все и животы! Старик никакого мастерства не знал, плёл одни лапти - только тем и питался. Привык козёл к старику: бывало, куда старик ни пойдёт из дому, козёл бежит за ним из дому. Вот однажды случилось старику идти к лес за лыками, и козёл за ним побежал. Пришли в лес; старик начал лыки драть, а козёл бродит там и сям да травку щиплет. Щипал, щипал, да вдруг передними ногами и провалился в рыхлую землю, зачал рыться и вырыл оттедова котелок с золотом. Видит старик, что козёл гpeбёт землю, подошёл к нему - и увидал золото. Несказанно возрадовался, побросал свои лыки, подобрал деньги - и домой. Рассказал обо всём старухе.
- Ну, старик! - говорит старуха, - это нам Бог дал такой клад на старость за то, что столько лет с тобой потрудились в бедности! А теперь поживём к своё удовольствие.
- Нет, старуха! - отвечал ей старик, - эти деньги нашлись не нашим счастьем, а козловым, теперича надо нам жалеть и беречь козла пуще себя!
С тех пор зачали они жалеть и беречь козла пуще себя, зачали за ним ухаживать да и сами-то поправились — лучше быть нельзя! Старик позабыл, как и лапти-то плетут; живут себе - поживают, никакого горя не знают. Вот через некоторое время козёл захворал и издох. Стал старик советоваться со старухой, что делать:
- Коли выбросить козла собакам, так нам за это будет перед Богом и людьми грешно, потому что всё счастье наше мы через козла получили! А лучше пойду я к попу и попрошу его похоронить козла по-христиански, как и других покойников xopoнят.
Собрался старик, пришёл к попу и кланяется:
- Здравствуй, батюшка!
- Здорово, свет! Что скажешь?
- Да вот, батюшка, пришёл к твоей милости с просьбою, у меня на дому случилось большое несчастье: козёл помер! Пришёл звать тебя на похороны.
Как услышал поп такие речи - крепко рассердился, схватил старика за бороду и ну таскать по избе:
- Ах ты, окаянной! Что выдумал! Вонючего козла хоронить.
- Да вить этот козёл, батюшка, был совсем-таки православной, он отказал тебе двести рублей. - Послушай, старый хрен! - сказал поп. - Я тeбя не за то бью, что зовёшь козла хоронить, а зачем ты по сию пору не дал мне знать о eго кончине: может, он у тебя давно уж помер!
Взял поп с мужика двести рублeй и говорит:
- Ну, ступай же скорей к отцу дьякону, скажи, чтобы приготовлялся; сейчас пойдём козла хоронить.
Приходит старик к дьякону и просит:
- Потрудись, отец дьякон, приходи ко мне к дом на вынос.
- А кто у тебя помер?
— Да вы знавали моего козла, он-то и помер! Как начал дьякон хлестать его с уха на ухо!
— Не бей меня, отец дьякон! — говорит старик.— Ведь козёл-то был, почитай, совсем православный: как умирал, тебе сто рублей отказал за погребение.
— Эка ты стар и глуп! — сказал дьякон.— Что же ты давно не известил меня о его преславной кончине; ступай скорее к дьячку: пущай прозвонит по козловой душе!
Прибегает старик к дьячку и просит:
— Ступай, прозвони по козловой душе.
И дьячок рассердился, начал старика за бороду трепать. Старик кричит:
— Отпусти, пожалуй, ведь козёл-то был православный: он тебе за похороны пятьдесят рублей отказал!
— Что же ты до этих пор копаешься! Надобно было пораньше сказать мне: следовало бы давно уж прозвонить!
Тотчас бросился дьячок на колокольню и начал валять во все колокола. Пришли к старику поп и дьякон и начали похороны отправлять: положили козла в гроб, отнесли на кладбище и закопали в могилу.
Вот стали про то дело говорить промеж себя прихожане, и дошло до архиерея, что-де поп козла похоронил по-христиански. Потребовал архиерей к себе на расправу старика с попом:
— Как вы смели похоронить козла?! Ах вы, безбожники!
— Да ведь этот козёл,— говорит старик,— совсем был не такой, как другие козлы: он перед смертью отказал вашему преосвященству тысячу рублей.
— Эка ты глупый старик! Я не за то сужу тебя, что козла похоронил, а зачем ты его заживо маслом не соборовал!
Взял тысячу и отпустил старика и попа по домам.
***
Да, уж, "вереницею белые храмы воздвигаются в наших словах"… Наверно, уважаемый кандидат филологических наук в религиозном пылу о русском народном творчестве просто забыл? Но как быть с его усердными попытками сваять образ врага, покушающегося на наш язык, а значит (по его разумению) и на Бога, и на Отечество:
"…И бездумные ярые хамы
Ныне жаждут все ввергнуть во прах.
Насаждают чужое наречье,
Копот мата внедряют в умы…
Русский люд, да не будешь беспечным,
Твой язык - это память страны!
Твой язык - вечный страж и хранитель
Чистых дум и ответственных дел,
Твой язык - он и путеводитель
К свету, радости,
В райский придел…"
Может, о том, что бранные слова зародились вместе с языком, он тоже забыл? Придется напомнить. Опять русской народной сказкой. ВНИМАНИЕ: 18+
Поп, попадья, поповна и батрак
Собрался поп нанимать себе работника, а попадья ему приказывает:
— Смотри, поп, не нанимай похабника; у нас дочь невеста! — Хорошо, мать! Не найму похабника.
Поехал поп, едет себе путём- дорогою, вдруг попадается ему навстречу молодой парень, идёт пешком-шажком.
— Здравствуй, батька!
— Здравствуй, свет! Куда Бог несёт?
— Хочу, батька, в работники наниматься.
— А я, свет, еду искать работника; наймись ко мне.
— Изволь, батька!
— Только с тем уговором, свет, чтоб по-соромски1 не ругаться.
— Я, батька, отродясь не слыхивал, как и ругаются-то!
— Ну, садись со мной; мне такого и надо.
А поп ехал на кобыле; вот он поднял ей хвост и указывает кнутовищем:
— А это, свет, что?
— П***, батька!
— Ну, свет, мне эдаких похабников не надо; ступай, куда хошь!2
Парень видит, что дал маху, делать нечего, слез с телеги и стал раздумывать, как бы ухитриться да надуть попа. Вот он обогнал попа стороною, забежал вперед, шубу свою выворотил и опять идёт навстречу:
— Здравствуй, батька!
— Здравствуй, свет! Куда Бог несёт?
— Да вот, батька, иду наниматься в работники.
— А я, свет, ищу себе работника; иди ко мне жить, только с уговором: не ругаться по-соромски; кто из нас выругается по соромски, с того сто рублей! Хочешь?
— Изволь, батька, я и сам терпеть не могу таких ругателей!
— Ну, хорошо! Садись, свет, со мною.
Парень сел и поехали вместе в деревню. Вот поп отъехал маленько, поднял у кобылы хвост и показывает кнутовищем:
— Это, свет, что такое?
— Это тюрьма, батька!
— Ай свет, я такого и искал себе работника.
Приехал поп домой, вошёл с батраком в избу, задрал у попадьи подол, показывает пальцем: — А это что, свет?
— Не знаю, батюшка! Я сроду не видывал такой страсти!
— Не робей, свет! Это тоже тюрьма.
Потом кликнул свою дочь, заворотил ей подол, спрашивает:
— А это что?
— Тюрьма, батюшка!
— Нет, свет! Это подтюрьмок.3
Поужинали и легли спать: батрак влез на печь, собрал поповы носки, надел их на х*** обеими руками и закричал во всё горло:
— Батька! Я вора поймал! Дуй скорей огня.
Поп вскочил, бегает по избе, словно бешеный.
— Не пускай его, держи его! — кричит батраку.
— Небось, не вывернется!
Поп вздул огонь, полез на печь и видит: батрак держится руками за х***, а на х*** надеты носки.
— Вот он, батюшка, вишь, все носки твои заграбастал; надо наказать его, мошенника.
— Что ты, с ума что ли спятил? — спрашивает поп.
— Нет, батька, я не люблю ворам потачку давать; вставай, мать, давай-ка его, мошенника, в тюрьму сажать.
Попадья встала, а батрак ей:
— Становись-ка скорей раком!
Делать нечего, стала попадья раком, батрак и зачал её осаживать.
Поп видит, дело плохо и говорит:
— Что ты, свет, делаешь? Ведь ты ее е***шь!
— А, батька! Уговор-то был по-соромски не ругаться: заплати-ка сто рублёв!
Пришлось попу раскошеливаться; а работник отпустил попадью, держит х*** в руках да своё кричит:
— Этого тебе, каналья, мало, что в тюрьме сидел, еще и в подтюрьмок посажу тебя!
— Ну-ка, голубушка, — говорит поповне, — отворяй подтюрьмок!
Поставил и её раком, да зачал осаживать по-своему. Попадья накинулась на попа:
— Что ты смотришь, батька! Ведь он дочь нашу е***!
— Молчи, — говорит ей поп, — за тебя заплатил сто рублей, не прикажешь ли заплатить и за неё столько же! Нет, пускай делает, что хочет, а я ничего говорить не стану!
Отработал батрак поповну, как нельзя лучше. Тут поп и прогнал его из дому.
***
Эта байка, как и про козла - из русских заветных сказок, собранных известным исследователем фольклора Александром Астафьевым. Смутные воспоминания об этом имени у старшего преподавателя факультета журналистики, кандидата филологических наук А. Гончарова должны быть хотя бы из курса истории отечественной журналистики - Астафьев печатался в "Отечественных записках" и "Современнике". Но не верю я в плохую память Александра Ивановича, как и в девственную чистоту его призыва противостоять общему врагу языка, церкви и Отечества. Если у языка и есть враг, то личный. И только один - это люди, что по роду своей профессии должны отвечать за образование и уровень культуры молодежи, а вместо этого занимаются в учебных заведениях миссионерской деятельностью.
EgoZA вспоминала русские народные сказки специально для KaviCom