KaviCom.ru интернет-портал Старого Оскола

Незаметно вздремнулось. Дрёму прервал шум падающих пустых кастрюль в коридоре. В комнату вполз Гена по-пластунски, как на фронтовых учениях. Часы на стене показывали историческое время: два часа пятьдесят девять минут тоже после полуночи. А говорят, что точность свойственна только королям. То, что он был у Тихаши, не вызывало сомнений, т.к. сухими у Гены были только спина да волосы на затылке. Такое могло быть только после преодоления водной преграды, а она в селе одна – знаменитая тихашинская лужа. Хорошо, что хоть живым вернулся, а не утонул.

Гене бы успокоиться да залечь у порога, а его неугомонная натура требовала комфорта, и он начал выполнять сложные движения по подползанию к кровати, выражая свое требование сипловатым и протяжным "Му-у-у". Митрофановна не взирала на эти требования, и высказывала свои нежные чувства  самым ласковым голосом и такими же ласковыми словами. Передавать их нет возможности по двум причинам. Во-первых, это их семейная тайна, а во-вторых, даже за самое ласковое слово из всех произнесённых участковый мне "припаяет" приличный штраф.

Когда Гена перевернулся с мокрого живота на сухое место, то Митрофановна вначале засомневалась кто же это? Голос вроде... А цвет обличия, как у Отелло. Кроме жидкого тестообразного чернозёма, на лице сохранились и остатки растительности в виде тины. Какой никакой, а мужик, и женское сердце дрогнуло. Решила мужа хоть немного осушить. Сняла телогрейку. А из-под неё вывалилось ведра полтора грязи, которую Гена собрал на пути следования, как нож бульдозера. Пришлось снять и повседневные штаны-брезентухи, переделанные из костюма сварщика. Они, и только они спасла кальсоны Гены от сырости. Кровать пришлось застелить куском полиэтиленовой плёнки на случай несанкционированного помокрения, поместив его там, где предполагалось размещение нижней части туловища мужа. Вместо подушки положила свою телогрейку, покрыв её мешковиной.

Все, вроде, предусмотрела, да вот что делать с руками Гены? Он же, гад, ими всё время туда-сюда, туда-сюда, а они ж у него не только в грязи, но и в мазуте по самые локти. И где он её нашёл? Только около поломанного трактора. Вот, как теперь? Не устраивать же купание "младенца" в такое время? Забинтовать их бы, да чем? Бинтов нет, полотенцами ежели? Так потом не отстирать. Взгляд Митрофановны упал на грязные эластичные женские гольфы, которые фельдшер посоветовал носить от варикозного расширения вен. Если их ему на руки, то, как раз весь мазут и закроется. Одела, а Гена, с мастерством альпиниста, штурмующего Гималаи, взобрался-таки на кровать, мукнул ещё пару раз и заснул с тонким, повизгивающим храпом. Постояв немного над недееспособным телом мужа, произнесла ему в лицо: " Я ж тебе, гад ползучий, лучшие годы женские отдала. Да если бы я знала, да я бы…" и, повернувшись, ушла на кухню шелушить чеснок.

…В тишине кухонной романтики, опьяненная тонкими ароматами чеснока, Митрофановна мысленно продолжала прерванную речь: "Скоко ж коло меня парубков увивалось… Ды какие! Не чета тебё, распропоица. Те тоже пьют, но не в мазуте ж. Да на меня и сейчас мужики зарятся… Вон, Микола, с того краю села, дык он кажный раз норовит облапать. Ото ж летом, в конце сентября, как он меня встретил коло копыци с сеном?.. Завалил меня цэй жеребец в сено, тай давай тискать. Увесь стог Тихашин развалялы… Ото ж, если б не козёл бодучий, то и уступила бы Миколе… А козлина?! Как вин Мыколу рогом поддел? Да прямо мэж ног… После, мабуть, у мужика и хотелка отхотелась… Козёл, гадюка. И откуда он взялся?

Хозяева уже всю мелкую живность зарезали, а ентого оставили… Старый, наверно, мясо плохое… Вот он только и может, шо людям настроение портить… А участковый-то, участковый… Ох и кабелина, мабуть… Хочь и молодой… Уже сколько раз було, шо я от Тихаши с бутылкою самогонки за пазухою иду, а вин остановит, смотрит на мою грудь, да и каже: "Глаза б мои на это, Митрофановна, не смотрели бы. Ох, когда-то кончится моё терпение".  А сам-то с моих грудей глаза не отводит… Смотрит и не мигает… Как удав. Видать, женские груди для него – слабое место… Смотрит-то как? Ды какая ж баба добровольно устоит под таким взглядом?.. Любая согласится… Я ему, что ж теперь, прямо посередь улицы должна?..  Нет, я ж не просто так, а мужняя баба…"

...Сладостные воспоминания и размышления прервал нечеловеческий мужской вопль из коридора: "Спасите!.. Люди добрые!.. Помогите!.. Руки!.. Мои руки!.. Да как же я теперь?!" Взметнулась Митрофановна, уловив в голосе что-то отдалённо знакомое, но так Гена не кричал даже в прошлом году, когда кувалду на ногу сронил. В голове, как стая воробьев, носились мысли: "Руки. При чём тут руки? Может, мой алкаш что-то со своими руками сделал? От беда-то. Лучше бы повесился – мороки меньше". Выскочила в коридор, щёлкнула выключателем, но свет не загорелся. Да он уж, почитай, дней двадцать не горит, из-за лампочки. Метнулась на кухню за спичками, чиркнула. В коридоре, оказывается, стоит Гена, безвольно опустив руки и, подняв лицо вверх, в мокрых кальсонах, над мусорным ведром, которое иногда использовалось по малой нужде и издает трубные звуки: " Руки! Мои руки!" А по лицу быстро сбегают многоводные ручьи скупых мужских слёз.

На Генин вопль первым отреагировал тихашин Полкан, и разбрехался на все село, а в селе его брехню подхватили разнопородные сородичи с таким же усердием, как в прошлом году, когда в село забрёл старющий волк, что бы издохнуть. На этот лай из домов начали выскакивать сельчане. Кто в чём, и кто с чем. На крик первым прибыл Пётр первый с супругой. В руке Петра была знаменитая чугунная сковорода, вероятно ещё петровских времён, весом добрых три кило. Супруга Петра элегантно, обеими руками держала замахнутый топор-колун. Утренний сумеречный свет проник в коридор вместе с Петром.

Крыльцо и коридор активно заполнялся сельчанами. Пётр первый, проявил свою мудрость, произнеся фразу, до которой раньше никто не додумался: "Шо такэ?" Гена, стеная, произнёс: "Хто ж это мне так? Рук-то зачем лишать? Как же я теперь? Ширинку как мне расстегнуть даже по малой нужде? Что ж мне теперь унижаться и бабу упрашивать?"

Самый догадливый на этом сельском сходе произнёс: "Посмотри на руки-то".  Тяжело было Гене принять такое мужественное решение, но рано или поздно такое действие должно произойти. Гена медленно поднял руки до уровня глаз и открыл их. Увидев нечто красно-коричневое до локтей, без пальцев, он застыл, как изваяние. Потом мелькнула мысль: "Это ж культи моих рук!". Минутная тишина. Потом было слово. И первое слово было: "… мать!" Затем последовали дополнения: "Фашисты!.. Живодёры!.. С живого человека шкуру содрали до локтей! За что? Прошлый раз я же всех угощал, а теперь за стакан самогона с человека шкуру содрали?!"

Наконец Митрофановна уловила трёхсекундную паузу и произнесла: "Да целы твои руки! То мои гольфы натянуты". Долгая пауза. Руки Гены медленно опустились. Опустилась и голова. Прекратился рёв. Шло осознание текущих событий. Нахальства такого со стороны жены он не ожидал. Так осрамить родного мужа перед всем честным народом? Зрело желание отомстить за подлую бабью выходку. Над родным мужем такие шутки шутить!!! Удавить её, гадюку, мало!  Немедля возмездить такой проделок. Как?  Первое, что попало в поле зрения Гене, была сковородка в руке Петра первого. Гена резко выхватил сковородку. Но затёкшие и онемевшие руки, обтянутые эластичными гетрами, не смогли её удержать, поэтому трехкилограммовая сковорода благополучно приземлилась на босую ступню Гены. Но тот был безмолвен. 

Дед Тихаша обнял за пояс Гену, и тупохромающего, как тяжелораненого, хоть и босого, но обутого по локти в женские гольфы, в мокром исподнем, повел к своей хате для проведения антишоковой терапии по народной методике. Уж он-то знал, сколько и при каких условиях надобно принимать во-внутрю.

ALPEEVKA1     Специально для Кавиком