KaviCom.ru интернет-портал Старого Оскола

Адриан Фортескью
Восточная схизма
Бесчисленные схизмы, многие из них которых случались на Востоке, известны еще со времен Диотрефа (3 Ин 1: 9-10). Арианство произвело огромный раскол, а Несторианские и Монофизитские схизмы продолжаются и по сей день. Тем не менее, Восточная Схизма всегда была тем самым прискорбным событием, результатом которого стало отпадение огромного числа восточных христиан от единства Католической Церкви, схизма, которая произвела на свет отделенную, так называемую «Православную» Церковь.

Предвестники Схизмы

Нельзя воспринимать великую Восточную Схизму как результат лишь одной ссоры. Не правда, что после многовекового идеального мира, внезапно, по причине одного конфликта, отпала почти половина всего христианского мира. Этому событию не было равных в истории, по крайней мере, исключая случаи великих ересей. В данном же случае, ереси вначале не было, как не было и безнадежного разногласия в вопросах Веры. Это был случай, и, пожалуй, единственный таких масштабов, чистой схизмы, разрыва общения вызванного злобой и обидой, но совсем не богословскими разногласиями. Было бы трудно вообразить, чтобы сотни епископов могли внезапно отпасть от единства со своим главой, если бы все до этого момента шло гладко. Скорее, Великая схизма есть результат очень медленного процесса. Предвестников ее причин необходимо искать за много веков до появления признаков окончательного разрыва. Была серия временных расколов, которые ослабили связи и подготовили почву для схизмы. Два крупных раскола, один – Фотиев, а второй - Михаила Керулария, о которых помнят как о причинах нынешнего положения, были оба впоследствии залечены. Строго говоря, сегодняшняя схизма датируется отречением Восточных от Флорентийского Собора (1472 г.) Так что, хотя имена Фотия и Керулария справедливо ассоциируются с этой трагедией в той степени, что их раздоры были главными составляющими в истории раскола, нельзя вообразить, чтобы эти лица были единственными, первыми или последними авторами схизмы. Если строить рассказ вокруг этих имен, то необходимо объяснить ранние причины, приведшие к разрыву, и заметить, что позднее единство временно восстанавливалось.

Основной причиной было постепенное отчуждение Востока и Запада. В большой степени такое отчуждение было неизбежно: Восток и Запад группировались вокруг разных центров – по крайней мере, своих непосредственных центров – использовали разные обряды и говорили на разных языках. Необходимо отличать функцию Папы как видимого главы всего христианского мира, от его функции как Патриарха Запада. Позиция, на которую сегодня часто встают анти-папские полемисты, заключающаяся в том, что все епископы равны в своей юрисдикции, была абсолютно чужда Ранней Церкви. С самого начала мы находим иерархические степени митрополитов, экзархов и примасов 1. Мы также находим, что с самого начала епископ приемствовал достоинство основателя своего престола, и что исходя из этого, приемник Апостола имел особые права и привилегии. Такая ступенчатая иерархия важна при объяснении позиции Папы. Он не был непосредственным начальником каждого епископа, но был главой сложноорганизованной структуры, так сказать, верхней точкой многоступенчатой пирамиды. В сознании христианина Ранней Церкви это вероятно выражалось в том, что главами христианского мира были патриархи, и далее, он хорошо знал, что главенствующий патриарх сидел в Риме. Тем не менее, непосредственным главой каждой части Церкви был ее собственный патриарх. После Халкидонского собора (451 г.) мы насчитываем пять патриархатов: Римский, Константинопольский, Александрийский, Антиохийский и Йерусалимский 2.

Разница, таким образом, для Востока и Запада заключалась в первую очередь в том, что для Запада Папа был не только Верховным понтификом, но и местным патриархом. Для восточных же христиан, он представлял собой далекую, нездешнюю власть, последнюю судебную инстанцию для апеллирования по серьезным вопросам - в случаях, когда становилось ясно, что их собственный патриарх был не в состоянии их разрешить. Для своих же Латинян на Западе он был непосредственным главой, властью, напрямую управляющей их митрополитами, первой судебной инстанцией для их епископов. Таким образом, Запад был верен Риму. Рим был Церковью-матерью во многих смыслах: многие поместные Церкви Запада были основаны именно миссионерами посланными Римом. Восточные же христиане, с другой стороны, были преданы их собственному патриарху, так что всегда существовала опасность двойного подданства – в случае если между Патриархом и Папой возникал конфликт – что на Западе было бы просто невозможно. Действительно, отпадение многих сотен Восточных епископов и многих миллионов простых христиан, удовлетворительно можно объяснить схизмой самих патриархов. Если четыре Восточных патриарха соглашались по какому-то вопросу, было практически ясно, что их митрополиты и епископы последуют этому решению, а священники и народ последуют за епископами. Таким образом, сама Церковная организация в какой-то степени подготовила почву для сложных отношений (которые могли перерасти в противоборство) между первым патриархом на Западе, с его многочисленными Латинскими последователями с одной стороны, и Восточными патриархами со своими подданными с другой.

Другие моменты, о которых необходимо упомянуть – это обряд и язык. Вопрос обряда схож с вопросом о патриархате: для простого христианина обрядовая разница была очевидна. Мирянин сириец, грек или египтянин, вероятно не разбиравшийся так же хорошо в каноническом праве как патриархи, не мог не заметить, что путешествующий латинский епископ совершает богослужения очень странным способом, что сразу делало его чуждым (если не сказать подозрительным). На Западе Римский обряд сначала стал оказывать влияние, а потом начал и вытеснять другие обряды. На Востоке Византийский обряд постепенно приобретал такие-же позиции. В результате мы имеем начатки двух разных устроений – Восточного и Западного. Несомненно, обе стороны знали, что другие обряды были в равной степени законными формами совершения одних и тех же Тайнств, но разница в их совершении делала совместную молитву затруднительной. Мы видим, что этот момент был одним из главных среди обвинений ритуального характера, выставленных Керуларием, искавшим повод к расколу.

Причиной разногласий становились даже языковые тонкости. Это правда, что Восток никогда не был полностью эллинизирован в той степени, в какой был латинизирован Запад. Тем не менее, греческий язык стал в большой степени языком межнационального общения на Востоке. На Восточных соборах все епископы говорили по-гречески. Так что, мы опять имеем два разных элемента, на этот раз в языке – практически весь греческий Восток и полностью латинский Запад. Трудно принять этот факт как причину отчуждения, но нет сомнений в том, что много недоразумений возникало и усугублялось просто потому, что люди не понимали друг друга. Во время возникновения этих разногласий едва ли существовали люди, знавшие иностранный язык. Удобные учебники грамматики и словари начали появляться только в эпоху Возрождения. Св. Григорий I (ум. 1604 г.) был апокрисиарием 3 в Константинополе, но греческим языком он, похоже, так и не овладел; Папа Вигилий (540-555 гг.) провел восемь несчастливых лет в этом городе, но языка так и не знал. Фотий был одним из образованнейших мужей своего времени, но по латыни не говорил. Когда Лев IX (1048-1054 гг.) написал письмо Петру III Антиохийскому, Петр вынужден был переслать письмо в Константинополь, чтобы узнать, о чем вообще в нем шла речь. Такие случаи происходили беспрерывно и вносили сумятицу в отношения между Востоком и Западом. На соборах Папские легаты обращались к собравшимся отцам по-латыни, и никто их не понимал, собор же велся по-гречески, и легаты могли лишь догадываться, о чем шла речь. Так что с обеих сторон возникали подозрения. Приходилось призывать переводчиков, но насколько можно было им доверять? Латиняне испытывали особенно сильные подозрения в отношении Греков. Легатов просили подписывать документы, которых они не понимали, уверяя, что в них не было ничего сомнительного. Так малое приобретало огромное значение. Известный случай с формой kath on tropon, quemadmodum, произошедший много лет спустя и связанный с декретом Флорентийского собора, демонстрирует сколько недоразумений вызывало использования двух языков.

Все эти причины произвели на свет две половины христианского мира: восточную и западную, во многом отличные друг от друга. Одних этих причин конечно не достаточно чтобы объяснить разделение двух половин, но нельзя не отметить, что речь уже шла о самосознании двух организмов. Это стало первым признаком появления разделительной черты, которая с легкостью могла превратиться в пропасть из-за соперничества, ненависти и зависти.

Причины отчуждения

Было несколько причин возникновения соперничества и ненависти. Вне сомнения, первопричиной и корнем всего раздора явилось возвышение Константинополя. Как мы отметили, четыре Восточных патриархата в некоторой степени были противопоставлены единству всего Запада. Если бы на Востоке сохранились это подразделение на четыре части, ничего бы не случилось. Но постепенное консолидирование своей власти над тремя остальными патриархатами патриархом Константинополя усилило противопоставление, превратив его в противоборство. Именно Константинополь консолидировал вокруг себя Восток, настроив его его против Запада. Действительной причиной всех бед были постоянные попытки императорского патриарха сделаться в некотором роде Восточным папой, как можно больше приблизиться по статусу к Западному прототипу. С одной стороны, единство под правлением Константинополя действительно создало противоборствующую Церковь, которая могла противопоставить себя Риму, а с другой, на протяжении всех этапов роста своего могущества, Византийские епископы встречали лишь одно препятствие - настойчивое сопротивление Пап. Император всегда был их другом и главным союзником. Действительно, именно имперская политика централизации сыграла ключевую роль в стараниях Константинополя сделать центральным свой престол. Остальные потесненные патриархи не были опасными оппонентами. Ослабленные бесконечными монофизитскими раздорами, потеряв большинство своей паствы, и вынужденные влачить жалкое существование вследствие мусульманских завоеваний, епископы Александрии и Антиохии были не в состоянии предотвратить рост Константинополя. И правда, смирившись со своим униженным положением, они стали не более чем беспомощными украшениями нового патриаршего двора. Иерусалим также пострадал от расколов и мусульман, и, будучи сам по себе новым патриархатом, занимал лишь последнее из пяти престолов место.

С другой стороны, на каждом этапе своего возвышения Константинополь встречал сопротивление Рима. Когда этот престол получил свой статус чести на Первом Константинопольском соборе (381 г., 3 кан), Рим отказался признать этот канон (Рим на соборе представлен не был); а когда Халкидонский собор в 451 г. превратил этот престол в настоящий патриархат (28 кан), легаты, а затем и сам Папа, отказались это утвердить; когда же опьяненные своим быстрым продвижением преемники малозначимых епископов-суффраганов 4, некогда находящихся в подчинении Гераклии (Ираклии), приняли на себя дерзкий титул «вселенского патриарха», то вновь, не кто иной, как Папа Старого Рима строго осудил их высокомерие. Не сложно понять, что завись и ненависть к Риму настолько терзала умы новоиспеченных патриархов, что они были готовы полностью избавиться от власти, стоявшей на каждом их шагу. Присоединение остального Востока к этому бунту явилось естественным следствием узурпирования Константинополем власти над остальными Восточными епископами. Итак, мы приходим к неизбежному выводу: Восточная Схизма не была результатом какого-то одного процесса охватившего весь Восток; она не была результатом ссоры двух крупных структур. По сути, это был мятеж одного престола, Константинопольского, который пользуясь огромным влиянием, приобретенным под покровительством императора, к несчастью сделался способным втянуть за собой в схизму и остальных патриархов.

Как мы уже отметили, викарные епископы в подчиненнии патриархов естественным образом следовали за своими предстоятелями. Если бы Константинополь был в своем деле один, его схизма имела бы сравнительно небольшое значение. Но вся серьезность ситуации заключалась в том, что и остальной Восток постепенно встал на его сторону. Причиной этому было его успешное возвышение до статуса главенствующего престола Востока. Таким образом, возвышение Константинополя сыграло двоякую роль в Великой схизме: он встал на путь конфликта с Римом, когда Византийский патриарх почти неизбежно делался врагом Папы; и в то же время, его положение означало, что его личная вражда увлекала за собой весь остальной Восток.

При этом мы должны помнить, насколько неоправданным, новым и неканоничным было возвышение Константинополя. Этот престол не был апостольским, не имел прославленных традиций, не имел никаких причин занимать первое место на всем Востоке кроме одной: случайности мирской политики. Первым епископом Византия 5 был Митрофан (315-325 гг.). Он даже не был митрополитом, находился в самом низком чине в котором только мог быть епархиальный епископ: епископа-суффрагана Гераклии (Ираклии). Ни на что большее его преемники в будущем рассчитывать не могли, если бы Константин не выбрал их город для своей столицы. На протяжении всего своего возвышения, они не основывали свои притязания ни на чем, кроме того, что они теперь были епископами имперского двора. И только став епископами императора и служителями имперского двора, они возвысились до второго места в христианском мире. Легенда об основании их престола ап. Андреем была более поздней выдумкой – сейчас она отброшена всеми историками. Притязания Константинополя были всегда, по правде говоря, чисто эрастианскими, заключавшихся в том, что если Кесарь мог основать свою столицу где ему было угодно, то он, как гражданский правитель, мог, по своему желанию, подарить место в церковной иерархии любому престолу.

28 канон Халкидонского собора в разных выражениях повторяет это. Константинополь стал Новым Римом, а посему, его епископ должен иметь честь подобную патриарху Старого Рима и быть вторым после него. Требовалось совсем еще немного дерзости, чтобы заявить, что император перенес все папские права епископу города с императорским двором.

Всегда будем помнить, что возвышение Константинополя, его зависть к Риму, его злополучное влияние на весь Восток, были ни чем иным как чистым эрастианством, бесстыдной отдачей Кесарю всего того, что принадлежало Богу. Не может быть основания для церковных прав более шаткого, чем мирская политика. В 1453 году турки уничтожили основу для этих византийских амбиций. Императора больше не было, не было двора, чтобы продолжать оправдывать вселенские притязания патриарха. Продолжая следовать этой логике и применяя принципы, на которых его позиции были основаны, он опустился бы на последнее место, а патриархи христианского мира правили бы в Париже, Лондоне и Нью-Йорке. В то же время древний канонический принцип превосходства Апостольских престолов остается нетронутым политическими переменами. Даже не принимая во внимание Божественное происхождения Папства, возрастание Константинополя было грубым нарушением прав Апостольских престолов Александрии и Антиохии. Потому не стоит удивляться, что Папы, хотя на их первое место никто и не притязал, были возмущены попиранием древних прав этих патриархатов и амбициями имперских епископов.

Схизмы между Константинополем и Римом случались задолго до Фотия. Все они были со временем залечены, но все они естественным образом ослабляли важное чувство единства. С момента возникновения Константинопольского престола и до большой схизмы 867 года мы имеем солидный перечень разрывов Евхаристического общения. Пятьдесят пять лет схизмы во время Арианских волнений (343-398 гг.), одиннадцать лет из-за низложения Св. Иоанна Златоуста (404-415), тридцать пять лет Акакиевой схизмы (484-519), сорок один год Монофелитской схизмы (640-681), шестьдесят один год по причине Иконоборчества. Так, из 544 лет (323-867 гг.), не менее 203 лет были проведены Константинополем в состоянии схизмы. Примечательно, что в каждом из этих случаев Константинополь был не прав, Рим же, как признают сами православные, во всех случаях отстаивал истину. Мы видим, что своим влиянием император (который естественно всегда поддерживал патриарха своего двора) в большинстве случаев втягивал в схизму огромное число Восточных епископов.

Фотий и Керуларий

Естественными причинами этих двух крупных расколов, которые напрямую ответственны за нынешнее состояние вещей, были местные раздоры Константинополя. Ни тот, ни другой раскол не был вызван общим недовольством всего Востока. В обоих случаях не было причин, почему остальные епископы должны были присоединяться к Константинополю в его вражде к Риму, кроме одной: к тому времени они уже были научены подчиняться имперскому городу. Раскол Фотия был тяжким нарушением церковного порядка. Игнатий, вне всяких сомнений, был законным епископом. К тому моменту он мирно правил уже одиннадцать лет. Затем он отказал в причастии человеку виновному в открытом инцесте (857 г.). Человеком этим был регент Варда, и власть решила низложить Игнатия, незаконно посадив на престол Фотия. Папа Николай I не был во вражде ни с Восточной Церковью, ни с Византийским престолом. Он вмешался, отстаивая права законного епископа. Игнатий и Фотий оба апеллировали к нему. Только когда Фотий узнал что проиграл, он вместе с правительством предпочел схизму повиновению (867 г.). Достоверно неизвестно насколько распространилась эта схизма на Востоке. На соборе, восстановившем Игнатия (869 г.) другие патриархи заявили, что они без промедлений приняли первоначальный вердикт Папы.

Но Фотий к тому времени уже сформировал анти-римскую партию, которая так никогда и не прекратила своего существования. Во время этого раздора, хотя он и был исключительно личностного характера и был разрешен как по смерти Игнатия, так и после последующего низложения Фотия, вся старая зависть Константинополя к Риму достигла своего апогея. Мы это наблюдаем на протяжении всей Фотианской схизмы. Сам по себе вопрос притязаний этого узурпатора не объясняет тот всплеск неприязни по отношению к Папе, ко всему западному и латинскому, который мы наблюдаем в государственных документах, в письмах Фотия, в актах его синода 879 г., и в отношении его партии ко всему этому. Скорее это была злоба, копившаяся столетиями, и выплеснувшаяся при малейшей возможности. Такое неистовое противление любому Римскому вмешательству исходило от людей, которые издавна знали, что Рим - это помеха их планам и амбициям. Более того, Фотий дал Византии новое и мощное оружие. Возгласы о ереси раздавались во все времена, и никогда народное негодование не обходило их стороной. Но до этого момента никому и в голову не приходило обвинить Запад в том, что он погрузился в пучину гибельной ереси. До этого момента вопрос стоял в сопротивлении Папской власти в отдельно взятых случаях. Эта новая идея перенесла войну в стан врага, войну отмщения. Шесть пунктов обвинений Фотия выглядят достаточно глупо, настолько глупо, что нельзя не удивляться, как такой образованнейший муж не мог придумать чего-либо более умного, по крайней мере для виду. И все-таки они изменили ситуацию в пользу Востока. Когда Фотий называет Латинян «лжецами, богоборцами и предвестниками Антихриста» вопрос уже не стоит просто в оскорблении вышестоящей церковной власти. Он берет на себя более эффектную роль, роль поборника истиной веры негодующего на еретиков.

После Фотия, по словам Иоанна Векка 6, между Востоком и Западом воцарился «идеальный мир». Но мир этот был лишь на поверхности. Дело Фотия не погибло. Оно продолжало свое скрытое существование в его партии, которая, по-прежнему ненавидя Запад, была готова вновь разорвать единство под первым же предлогом, который бы воскрешал в памяти обвинения Латинян в ереси. По крайней мере, со времен Фотия ненависть и презрение Латинян стало наследием массы Византийского духовенства. Насколько глубо укоренившимися и широко распространенными были эти чувства видно из совершенно беспричинной их вспышки 150 лет спустя при Михаиле Керуларии (1042-1058). На этот раз не было даже намека на предлог для раскола. Никто не ставил под сомнение права Керулария как патриарха, Папа никаким образом не вмешивался в его дела. И вдруг, в 1053 году он шлет объявление войны, закрывает латинские церкви в Константинополе, выставляет целый набор дичайших обвинений, и всеми силами демонстрирует, что желает раскола, судя по всему ради простого удовольствия не быть в евхаристическом общении с Западом. Его желание сбылось. После ряда бессмысленных нападок, не имевших аналога в истории, начиная с того, что он вычеркнул имя Папы из диптиха, он был отлучен римскими легатами (16 июля 1054 г.). Но все же речь шла не об отлучении всей Византийской церкви, а тем более всего Востока. Легаты четко обозначили это в своей Булле. Они засвидетельствовали, что император (Константин IX, который был чрезвычайно недоволен всем этим раздором), Сенат, и большинство жителей города были «благочестивейшими и православными». Они отлучили Керулария, Льва Охридского и их приверженцев.

Эта ссора также не означала перманентного состояния схизмы, не более чем отлучение любого другого неподчиняющегося епископа. Вся трагедия заключается в том, что постепенно остальные Восточные патриархи встали на сторону Керулария, подчившись ему, вычеркнув из своих диптих имя Папы, и добровольно решив участвовать в схизме. Похоже, что сначала они не желали этого. Иоанн III Антиохийский 7 определенно отказался идти в схизму по наущению Керулария. Но со временем, привычка следовать указаниям Константинополя взяла верх. Император (не Константин IX, а его наследник) был на стороне своего патриарха, а те были научены видеть в императоре своего властелина и в делах духовных. И опять, узурпированная Константинополем власть и эрастианство Востока превратили личностный конфликт в большую схизму. Мы видим также, как хорошо внедрилась идея Фотия называть Латинян еретиками. Список обвинений Керулария был более длинным и еще более тщетным. Его пункты отличались от Фотиевых. Он забыл о Филиокве 8, 9, но открыл новую ересь об использовании пресного хлеба. Но в каждом случае сами обвинения были не настолько важны, как очень удобная идея объявить нас невыносимыми еретиками. Она была оскорбительна и давала схизматическим лидерам возможность занимать самую эффективную позицию защитников истиной Веры.

После Керулария

В какой-то степени схизма теперь была завершена. То что с самого начала было двумя частями одной Церкви, в последствии ставшими готовыми к разделению, теперь превратилось в две противоборствующие Церкви. И тем не менее, также же как были схизмы до Фотия, было и восстановление единства после Керулария. Второй Лионский собор 1274 г., а затем Флорентийский собор 1439 г. восстановили единство, с которым люди связывали надежду на ликвидацию разрыва навсегда. К несчастью, ни одно из этих воссоединений не было продолжительным, ибо ни то, ни другое не имело твердого основания для единства со стороны Востока. Анти-латинская партия, зачатки которой появились задолго до этого события, позднее консолидированная и организованная Фотием, при Керуларии стала всей «Православной» Церковью. Это был очень длительный процесс, который теперь был завершен. Поначалу, славянские Церкви (Русская, Сербская, Болгарская и т.д.) не видели причин разрывать Евхаристическое общение с Западом из-за того, что Константинопольский патриарх был разгневан на Папу. Но привычка следовать за столицей империи постепенно взяла и у них верх. Они следовали Византийскому обряду и в итоге приняли сторону Востока. Керуларию удалось умело представить свое дело как дело всего Востока. Вопрос ставился (и совершенно несправедливо), как Византийцы против Латинян.

В Лионе, а затем во Флоренции, воссоединение (с их стороны) было ради политической выгоды властей. Император хотел чтобы Латиняне сражались на его стороне против Турков. Так что он готов был на любые уступки – пока не миновала опасность. Ясно, что в обоих случаях религиозные мотивы волновали только Западную сторону. Нам нечего было приобретать и мы ничего не хотели от них. Латиняне имели многое что предложить, например свою помощь. Все что они хотели взамен – это положить конец этому печальному и позорному зрелищу, какое представлял собой расчлененный Христианский мир. Византийцев же совершенно не волновали религиозные мотивы, точнее эти мотивы заключались в продолжении схизмы. Они называли нас еретиками так часто, что сами начали в это верить. Воссоединение было лишь условием, неприятным и унизительным, с тем, чтобы армии Франков могли придти на их защиту. Простой народ был так хорошо приучен ненавидеть азимитов 10 и исказителей Символа Веры, что их ревность к тому, что им казалось Православием, была сильней страха перед Турками. «Лучше турецкий тюрбан, чем папская тиара» - точно отражает это отношение. Каждый раз, после подписания соборных декретов, епископов, по их возвращению, ждала буря негодования как предателей Православной веры. Каждый раз, только что восстановленное единство рассыпалось не успев начаться. Последним схизматическим актом было формальное отречение от объединения на синоде 1472 г. созванным Дионисием I Константинопольским (1467-1472). С этого момента евхаристического общения не было, а многочисленная «Православная» Церковь продолжает свое существование, судя по всему удовлетворенная схизмой с епископом, которого она до сих пор признает первым патриархом Христианского мира.

Причины продолжающейся схизмы

Во всей этой прискорбной истории нельзя не обратить внимание на следующие моменты. Легче понять почему схизма продолжается, чем как она началась. Схизму сотворить несложно; неимоверно сложнее ее залечить. Религиозный инстинкт всегда консервативен, всегда есть мощная тенденция ничего не менять в существующем порядке вещей. Поначалу схизматики выглядели безрассудными новаторами, затем, по прошествии многих веков их дело кажется очень древним: теперь это вера их отцов. У Восточных христиан консервативный инстинкт особенно развит. Они боятся, что восстановление единства с Римом станет предательством древней Веры и Православной Церкви, за которую они героически держутся все эти столетия. Можно сказать, что схизма продолжается по инерции.

Происхождение самой схизматической тенденции необходимо отличать от случаев ее проявления. Но причин как для первого, так и для второго уже не существует. Тенденция была в основном вызвана возвышением Константинополя. Этого уже давно нет. За последние три столетия, Константинополь потерял почти все обширные владения, которые однажды приобрел. Современный Православный христианин не противится ничему более, чем притязаниям вселенского патриарха, когда таковые выходят за пределы его маленького патриархата. Византийский престол всегда был игрушкой в руках турков, товаром, который тот продал самому выгодному покупателю. Конечно, в наши дни его униженное положение уже не может быть причиной схизмы для почти 100,000,000 христиан. Еще менее актуальны непосредственные причины схизмы. Вопрос соответствующих прав Игнатия и Фотия, по прошествии одиннадцати веков, оставляет даже Православных безразличными, а амбиции и дерзость Керулария могут быть похоронены вместе с ним. Таким образом сегодня не остается ни одной из причин для схизмы.

Нет также ни одного вопроса вероучительного характера. Это не ересь, это схизма. В декрете Флорентийского собора для них были сделаны все уступки какие только были возможны, и сегодня у них нет ни одной причины, чтобы вновь не подписать этот декрет. Они отрицают Папскую безошибочность и Непорочное Зачатие, спорят о Чистилище, о пресуществлении тайноустановительными словами, об исхождении Святого Духа, в каждом случае искажая догмат о котором спорят. Не сложно показать, что по всем этим пунктам их собственные Отцы были в согласии с Латинской Церковью, и все что требуется от них – это вернуться к древнему учению их собственной Церкви.

Таковым всегда должно быть отношение к Православным. Они в ужасе от мысли что их латинизируют, что они предадут древнюю веру. Всегда нужно настаивать, что латинизировать их никто не собирается, что древняя вера не противоречит, но скорее требует восстановления единства с главенствующим престолом, которому повиновались их Отцы. Им не нужно ничего менять в канонах, кроме таких нарушений, как продажи епископских мест и эрастианства, которые их же лучшие богословы порицают. Целибат, опресноки и тому подобное – латинские обычаи, навязывать которые им никому не придет в голову. Им не нужно добавлять Филиокве к Символу Веры, их досточтимый обряд останется нетронутым. Ни одного епископа не нужно переставлять, не нужно менять ни одного праздника (за исключением поминовения Св. Фотия 6 февраля). Все о чем их просят – это вернуться к вере их Отцов, видеть Рим таким, каким видели его Афанасий, Василий и Златоуст. Не латиняне, но они отступили от веры Отцов. Нет ничего унизительного в том, чтобы возвратиться на путь, с которого они по ошибке сбились из-за уже давно забытых личных обид. Они также должны увидеть, насколько гибельным для общего дела является позор разделения. Они также должны желать положить конец этому вопиющему злу. И если они действительно этого захотят, то путь к единству не обязательно должен быть трудным. И может быть действительно, после девяти столетий разделения, обе стороны смогут осознать, что эта схизма стала не только самым большим, но и самым бессмысленным злом Христианского мира.

В конце от себя хочется добавить, что данный католический аффтор в "труде" которого столь много умолчаний и ошибок, прямо называя православие "самым бессмысленным злом Христианского мира" не замечает за собой ту ненависть которую он сам питает к православию...