KaviCom.ru интернет-портал Старого Оскола

</p>

 

Благо-творительность, благо-дарность, благо-родство – слова одного корня, но совсем разных значений. История, о которой пойдет речь, объединила эти понятия и началась с обычного приглашения в редакцию.

 

Читаю письмо десятилетней девочки, так она заявила о себе. Ее родители разошлись и не живут вместе более года. Отец  регулярно приходит в школу, говорит про маму плохо, и можно представить, что творится с ребенком после его визитов. Имелись там и другие подробности, не свойственные детским речам, но главной стала просьба помочь ей и маме, чтоб папа оставил их в покое.

 

- Ну и что скажешь, - спросила меня Любовь Михайловна, завотделом писем череповецкой газеты «Коммунист». – Поверишь, что письмо могла написать десятилетняя девочка?

 

Я задумался, начал фантазировать, перебирая в уме скудный багаж знаний детской психологии, вычитанный из популярных изданий, самой жизни, разводов, сопутствующих им ссор.

 

- Не знаю, - признался я нехотя, - но дети бывают разными. Мы обязаны отвечать на письма, - других мыслей не нашлось.

 

- Возьметесь, - спросила Любовь Михайловна? 

 

Отказывать я не любил, соглашался быстро, иногда себе во вред, но переделать себя не мог, да и не хотел 

 

- Да, - ни секунды не размышляя, выпалил я, и решил сегодня же идти по указанному адресу.

 

Улица Краснодонцев в пяти минутах ходьбы от моего дома. Последний этаж пятиэтажного дома, квартира, звонок. Дверь открыла женщина. Узнав, что я пришел по письму, она представилась.

 

- Лидия Николаевна, - это Наташа, дочь, она писала письмо в редакцию.

Я не стал вдаваться в подробности наших сомнений в авторстве текста, и сразу перешел к делу. И вот что узнал.

 

Жила простая советская семья, как и многие, до тех пор, пока с хозяйкой не случилась беда. Лидия Николаевна работала снабженцем на заводе ГАРО, аналоге Старооскольского АТЭ. Однажды машина, в которой везли металл, перевернулась, она получила серьезную травму и несколько месяцев пролежала в больнице. Муж поначалу навещал ее, но когда понял, что жена останется инвалидом на всю жизнь, ходить перестал.

 

Сын Лидии Николаевна в то время служил в армии, и она жила с дочерью. Бывший муж, уходя из квартиры, все, что не мог забрать с собой, попросту разбил: радиолу порубил топором, помял корпус стиральной машины и вырвал провода, что-то сотворил с телевизором. Нагадил, одним словом, как мог.

 

Дело оказалось вполне понятным. Только осталась одна закавыка. Выслушав женскую сторону, пересмотрев десятки досудебных и судебных документов, вывода без знакомства со второй стороной, я сделать не мог. Таковы правила журналистской «игры». И еще я оказался перед выбором, чью сторону принять отправной точкой в будущей статье.

 

Проблема бывшей семьи упиралась в дележку имущества и квартиры. Бесконечные заседания судов не приносили облегчения сторонам. Мне впервые довелось читать документы гражданского процесса и удивляться сухому канцелярскому языку. До сих пор помню фамилию одного из судей – Белов. Удивил он тем, что сегодня решает дело в пользу истца, завтра – в пользу ответчика.

 

Чуть позднее знакомлюсь с другой пачкой документов, такой же по  толщине, у бывшего мужа. Тип довольно странный и неприятный. Как сейчас помню, сидели на кухне. При свете 25-ти ваттной лампочки я с трудом разбирался с бумагами. Свет почему-то ассоциировался у меня с феноменальной способностью к экономии. После встречи с истцом пришло окончательное решение стать на защиту женских интересов.

 

Тогда мне и в голову не приходила мысль, что роль судьи для внештатного корреспондента, не совсем свойственна, и даже не имеет права на жизнь. Но за моей спиной стояли старшие товарищи, профессиональные журналисты, давшие мне право на самостоятельное заключение  

 

Следующим этапом наших отношений стало очередное заседание суда. Как мне сказала Любовь Михайловна «гражданский суд, это состязание свидетелей». Так оно и получилось. С его стороны пять человек, с ее – три соседки. Сторона мужа рассматривала меня как невиданного зверя, не особо стесняясь, громко давала мне характеристики. Самой интересной прозвучала «он ее любовник».

 

Решения суда я уже не помню, но он не был последним. Не знаю как, но бывший муж узнал, что я работаю в двух минутах ходьбы от меня и несколько раз заглянул ко мне в отделение. Давил на жалость, пытался выяснить, что я буду писать и все в том же духе.

 

Статья вышла в печати, ее к моему большому удивлению почти не правили. Пошли отклики. В то время народ не был избалован информацией и довольно активно реагировал на выступления газеты. Тем более, упор был сделан на защиту интересов ребенка. Стоит добавить, что я не поленился и сходил в школу, где училась Наташа и поговорил в классным руководителем. Она подтвердила приходы отца и нервозное стояние девочки после встреч с ним.  

 

В те годы я не думал, к какому «классу» отнести моральную поддержку. Сейчас понимаю – это своего рода благотворительность. За нею последовала благодарность.

 

У нас сложились отличные отношения с Лидией Николаевной. Она познакомилась с женой, дочкой, поздравляла со всеми праздниками. Однажды я рассказал ей о том, как тяжело купить билеты в Москву и Ленинград.

- Звони, когда соберешься ехать, и все будет сделано.

Я удивился возможностям простого снабженца, но принял предложение к сведению.

 

Уезжая из Череповца в Анапу, я зашел к ней попрощаться.

- Может тебе нужно что-нибудь дефицитное, типа краски, инструмента? Заходи завтра ко мне на работу, скажешь на проходной что ко мне, пропустят.

 

На следующий день я так и сделал. Помните, Карцев спрашивает Ильченко: Это тот самый склад? Примерно то же я увидел на складе завода ГАРО. Глаза разбегались и не могли сосредоточиться на чем-то конкретном. Не скажу, что поскромничал, но в те годы страшным дефицитом были обыкновенные белила. Канистра 5 литров в моих руках. Если бы меня за воротами ждала машина, я бы не стал сдерживать свои желания. Еще я прихватил толстенный войлочный круг, который мне впоследствии сослужил неплохую службу.  

 

По опыту предыдущих переездов я знал, что переписка с оставшимися друзьями длится около двух лет и затем сходит на «нет». Лидия Николаевна писала мне открытки и письма, что было удивительно. И длилась эта переписка до тех пор, пока она не умерла. Травма, нервы, инвалидность сделали свое дело. Я часто ее вспоминаю и думаю, что ни до, ни после, не встречал такой мощной благодарности, и такого искреннего благородства в простом человеке.

 

Sablon, для Кавикома