KaviCom.ru интернет-портал Старого Оскола

ТРЕУГОЛЬНИК ШВЕЙНЕЛЯ

Продолжение

 

 

К ночи вышли на левый берег Днепра. Если взять топографическую карту «М-36-102» (Чигирин), то в квадрате 5498 можно найти дом лесника. Здесь, в песках, Шабуров организовал КП полка, а боевые порядки Чуков расположил по Днепру от мукомольной мельницы справа до «переправы» – слева.

Немец бешено бил из минометов, стрелял бризантными снарядами, стальной град с неба не давал покоя, всем приходилось прятаться в окопах и щелях с наскоро сооруженными накатами из бревен, сена и песка.

К полночи стало тихо. Даже странно, что оборвались вдруг грохоты снарядов и крякающие взрывы мин, стуки пулеметов и трескучие автоматные очереди.

На правый берег поплыли разведчики. Из темноты, когда разведчики шли к лодке, слышался странный скрип снега.

– Товарищ капитан, – настороженно сказал ординарец Шахтарин, обернувшись к сидевшему над картой Шабурову, – откуда же там снег? Слышите, скрипит?

– Песок поет, не снег, – возразил Шабуров. – Сомневаешься? Пойди, попробуй…

Шахтарин вернулся быстро. В пригоршнях у него был песок, в карманах тоже.

– Хрустит, товарищ капитан. Прямо, как снег, хрустит, со скрипом. Послушайте. – Шахтарин начал разминать песок ладонями, и он скрипел, будто снег в морозную ночь. – Ни за что бы я не поверил, что так оно есть в жизни. Ведь и на уроках географии ничего нам об этом не говорили учителя…

– Нам, старшему поколению, тоже не говорили, – признался Шабуров, посветив фонариком в лицо ординарца. Смуглое, кругленькое, оно пылало румянцем от возбуждения. В быстрых карих глазах свет рассыпался искорками. – Жизнь доучивает…

– Конечно, доучивает. Я вот об этом песке никогда не забуду…

– Значит, урок хорошо усвоил? – вздохнул Шабуров. На высоком лбу собрались складки, бурая родинка у левой ноздри немного прыгнула к воспаленному от недосыпания прищуренному глазу. Протянул руку к Шахтарину: – Горсточку песку!

Шахтарин насыпал на ладонь Шабурова, и тот, вслушиваясь в скрип, некоторое время растирал песок между ладоней молча, потом заговорил тихо, будто сам с собою:

– В боевом уставе тоже ничего о «поющих песках» не сказано, а ведь если двинем на переправу целый полк, такой начнется концерт, на десять километров слышно. И начнут немцы гвоздить минами…

– Может, водою полить? – участливо спросил Шахтарин, поняв беспокойство начальника. – Ах, шланг бы или кишку пожарную…

– Не годится. И сложно, ненадежно… По другому как-то нужно…

Некоторое время они молчали, каждый занятый мыслями, как бы это обеззвучить песок?

– Попробуем так, – прервал молчание Шабуров: – застелим песок камышами, кустарниками…

– А если сена подбавить? Стоги сена видел я, когда шли к Днепру. Отсюда недалеко…

– Сено тоже можно. Беги сейчас к командиру батальона, Гвоздеву. Пусть солдаты режут камыш, кустарники… Сено им покажешь. Только пусть настил начинают от берега к воде, чтобы по голому песку не ходили…

– Это даже очень понятно. Разрешите идти?

Проводив Шахтарина, Шабуров покосился на радиста Кушнарева. Тот дремал у выключенной рации, пока не было приказа развернуть на волну.

Глядя на Кушнарева, Шабуров ощутил всю накопившуюся в нем самом усталость, зевнул:

– А-а-ах, спать хочется. Часок бы хотя вздремнуть…

Подняв брезентовый край палатки над входом в котлован, начал всматриваться и вслушиваться в темноту. «Странно ведут себя немцы, очень странно, – тревожили мысли, тревожили запахи увядающих трав, гнилой листвы. – То грохали минами непрерывно и снарядами, то затихли совсем, даже ракеты не палят. Коварные, что-то замыслили. Думать надо, думать и думать…»

Шабуров опустил брезент, снова склонился над картой. В полусумраке лицо его казалось еще более худощавым, на впалых щеках и под отекшими глазами лежали густые тени усталости. Сколько пройдено без сна, без отдыха.

Уронив голову на карту, Шабуров не слышал, как возвратился Шахтарин с Гвоздевым и как Гвоздев запретил Шахтарину будить начальника.

– Пусть немного поспит, досталось ему за эти дни, – сказал Василий Савельевич, остановив рукою Шахтарина. – Досталось и еще, наверное, достанется не меньше. Видел я, разведчики вернулись, прошли к майору Прокину… Радиста тоже не буди. Зачем? Рация не на приеме, приготовлена плыть на тот берег. Там ведь спать не придется. Я пойду, к Чукову. Если Василий Петрович проснется, скажите ему: песок застелили добро, не запоет...

Проводив Гвоздева, Шахтарин прикрыл Шабурова шинелью, чтобы теплее стало, опер его для удобства спиной о стенку котлована, на плечо, под щеку, пилотку подсунул.

Разбудила Шабурова песчаная струя, щекотнула по шее. Посмотрел: майор Прокин, свесив ноги, сидел на краю котлована. В руке электрический фонарик. Играя им, посвечивал то на себя, то на Шабурова.

Мальчишеская золотистая челка волос сползла на лоб из-под сдвинутой на затылок кубаночки, которую Прокин любил носить в любой сезон и погоду (Он почему-то мнил себя чапаевским Петькой, хотя Чапаева в полку не было: замполит Никифоров труслив, Чуков неуравновешен, Шабуров недостаточно полновластен, Котов – до смешного скуп и до крайности привередлив. Говорят, пошло у него это от неудачного опыта быть артистом Ленинградского театра. В общем, не было Чапаева, а Прокин играл роль Петьки настойчиво, даже назойливо).

Правда, Прокин не любил тачанки и пулеметы, предпочитал бесстрашно носиться под обстрелом на камуфлированной машине, похожей по окраске на леопарда.

– Жаль было, Василий Петрович, а надо пробудить…

– Какие новости? – быстро вставая, спросил Шабуров. – Есть приказ?

– Да, приказано форсировать Днепр, – уже официальным тоном сказал Прокин, отводя в сторону свои голубоватые глаза, чтобы не встретиться взором с Шабуровым. В голосе все же вдруг метнулась нотка какой-то вины или неловкости, даже растерянности: – Командир полка срочно выехал в дивизию, я заболел…, лихорадит, понимаете ли? Вам выпала честь руководить десантной операцией первого эшелона. С вами будет Котов, артист из Ленинградского театра…

– Для десантной операции более полезен командир, каким я и знаю Котова, – без дружелюбия в голосе сказал Шабуров. – Прошу уточнить задачу.

Прокин уступчиво проглотил пилюлю, развернул свою карту. Задачу изложил подробно, хотя бы можно ее выразить кратко: занять к утру плацдарм на правобережье, в районе Короповки и западнее. При удаче возможен удар на Чигирин и Андрусовку. Главное же – надо обмануть немцев, чтобы обеспечить форсирование Днепра всей армией в другом месте.

Перед самым уходом достал из планшетки и подал Шабурову чертеж, доставленный командиром разведвзвода Евдокимовым Николаем Алексеевичем.

– Батальоны задачу знают, так что на это не тратьте силы. А вот в этом чертеже постарайтесь разобраться. Разведчики доставили, а я по-немецки не разбираюсь… Да, чуть было не забыл. Это вы хорошо придумали песок застелить сеном, камышом, ветвями. Ходил я, пробовал, не скрипит…

… Оставшись один, Шабуров снял с плеч накинутую Шахтариным шинель и прикрыл его, дремавшего в углу. Постоял немного перед радистом Кушнаревым, но будить не стал. Подправив фонарь, уткнулся в плотную бумагу со схемой долговременной немецкой обороны.

«Dreitck Schweinelja», – было помечено в верхнем правом углу.

– Любопытно! – крякнул Шабуров. – «Треугольник Швейнеля». Тишина и вдруг эта выдумка. Что же это за кунштюк придумали фрицы? На прошлой неделе пленный гефрейтор говорил о «Днепровском вале» и о странном «Зак дере», мешок по-ихнему. Не об этом ли «мешке» шла речь? Впрочем, вряд ли об этом. Непохоже.

«Синие линии, штрихи, кружочки с усиками, квадратики, ромбы с короткими и длинными стрелками, точки, пунктиры, много знаков, – размышлял про себя Шабуров, всматриваясь в схему. – И все это лишь графическое выражение целой системы немецкой обороны, которую предстоит одолеть… Теперь понятно молчание немцев: они решили заманить нас в эту «тихую заводь» … И сколько будет трупов, сколько смертей!»

Он еще раз промерял циркулем и линейкой расстояния, вычислил в уме по масштабу.

– Конечно, так оно и есть. Здесь мешок особого рода: горловина упирается в Днепр и укрепленные пункты. Хитро. Из Днепра и, пожалуйста, в мешок. Войдешь, а выхода нету: дно мешка зашито буграми с батареями пушек и гнездами пулеметов. «Луки» со стрелкой, но без тетивы. Знакомые штучки. У-у-у, сколько их, пропасть! А вот за гребнем, в ямах и ярах, минометы. Богато здесь этих кружочков с усиками. Тут, как будто, ясно. Но что означает пунктирный кружок в центре мешка? В топографии такого знака нет, – оглянулся на всхрапнувшего Шахтарина, губы дрогнули в усмешке: – В географии и боевом уставе не записано про пески, которые поют. Конечно, это так, но жизнь доучивает…

Встал и снова поднял край брезента. За Днепром тишина. Темнота стала гуще, рассвет скоро, надо начинать операцию, а чертеж еще не разгадан. Заныли стиснутые зубы, в груди боль резала: кусать бы себя, кажется готов. И вдруг догадка колыхнула Шабурова, бросился к чертежу:

– Да, да, конечно, это же есть огонь! – восклицал он, жарко роились мысли. – Фокус огня, не иначе: кружок в центре, а к нему бегут ото всех огневых средств красные пунктирные трассы. Огонь, и какой огонь, сплошное море огня, смерть! Вот он «Треугольник Швейнеля»! Кружок вписан в него… Хитро, умно: оставлены свободными самые наилучшие подступы. Как сало в мышеловке, приманка. Но не-е-ет, мы здесь не пойдем, по-другому ударим, по-другому решим задачу! Вставайте, друзья, пора! – Шабуров растолкал Шахтарина и Кушнарева, вызвал автоматчиков.

… У переправы все уже было готово, ожидали чигиринско-дубровинских рыбаков-партизан с лодками.

– Сколько там осталось времени до срока? – спросил Василий Савельевич Гвоздев, лежа рядом с Шабуровым в траншее почти у самой днепровской воды. – А то ведь песочную музыку одолели, так рыбаки с лодками подведут, опять же дело пропащее…

– Три минуты осталось, – сказал Шабуров. – Но я верю, эти люди нас не подведут…

– Тсс! Василий Петрович, мне показалось, будто уключина громыхнула…

Шабуров прислушался, не отвечая. Потом шепнул радостно:

– Я тоже слышу, плывут. Сейчас начнем посадку людей в лодки… Да, вот что, Василий Савельевич, немедленно напомните всем, что лодки должны выйти к песчаной косе, у самого основания их «треугольника». Ориентир держать по моей лодке, я с оперативной группой плыву первым…

– Понятно, – придыхающим голосом отозвался Гвоздев, заспешил: – Побегу, все будет сделано, выполнено… Вторую группу двинем на плотах…

… Через несколько минут лодки с десантниками были уже на середине Днепра. Течение упрямо сносило их мимо острова, похожего в темноте на огромного кита, но только мохнатого от густых камышовых зарослей.

Молчали люди. Чуть слышно скрипели весла, погромыхивали уключины. У глубоко осевших бортов, плескаясь и булькая, струилась черная, равнодушная к людям и их переживаниям, могучая днепровская вода.

Замаячил светлый песок отмели, похожей на опрокинутый парус баркаса. За косой чернел высокий берег, на фоне побледневшего рассветного неба темными метлами торчали вершины душистых тополей, чернели мохнатые бугры с кустарниками.

С берега дохнуло запахом осенней травы, своеобразным ароматом суши. Бойцы оживились, поправили автоматы на груди, прицелились глазом к расстоянию: «Не пора ли прыгнуть, своим плавом добираться к берегу, потому что сидеть в лодке стало от напряжения и тишины невмоготу?»

Продолжение  следует.

 

Евгений Белых для Кавикома