KaviCom.ru интернет-портал Старого Оскола

Был конец октября. Холодные дожди лили, не переставая, и люди и звери не высовывали носа на улицу без крайней нужды. И вот сонным воскресным утром мы проснулись от требовательного мяуканья под дверью.

Наша квартира находилась на последнем - пятом - этаже. Ни у кого из соседей кошки не было, подьездная дверь плотно закрывалась... В самом деле, откуда кошка?

 Настойчивое мяуканье не прекращалось, и отец открыл дверь. В квартиру тут же просочился известный всему двору котяра.

 Надо сказать, что в те далёкие годы каждый дворовый зверь имел свою кличку и негласно считался во дворе "своим". Сейчас такая практика встречается всё реже и реже, только в старых двориках ещё есть такие "общественные" кошки и собаки. Их кормят всем миром, в случае крайней необходимости лечат, а неизбежных котят и щенков обязательно пристраивают в хорошие руки. Во дворе 75-го дома на Комсомольском проспекте рыжей толстой собачке Жанке жильцы даже сколотили будку, а за очаровательными Жанкиными щенками каждый год приходят и приезжают люди. И кому попало жители дома своих питомцев не отдают.

 Я к чему это рассказываю? К тому, что внедрившийся в наш дом наглый котяра так и не удосужился обзавестись кличкой. Как-то не прирастали к коту имена. Причиной тому являлась его полнейшая неуловимость. Появлялся он нерегулярно, пропадая иной раз на недели, потом возвращался, бил остальным котам усатые морды, охотился на голубей, рыскал по помойкам. Из одной такой отлучки кот вернулся с напрочь переломанным хвостом. От лечения демонстративно отказался, изодрав все руки пытавшейся наложить повязку соседке из первого подъезда.

 Покалеченный хвост сросся, но неправильно, уменьшившись наполовину в длину и загнувшись крючком вниз и вбок. Порванное в драке ухо и шрамы, пересекающие лобастую морду вдоль и поперёк, полосатая серая шкура и мускулы как верёвки - вот такого бандитского вида котик сидел на ковре и облизывал заднюю лапу, нахально глядя на нас жёлтыми тигриными глазами.

 Перед такой сверхъестественной наглостью мои родители, не воспринимавшие на дух не то что домашних животных, но даже комнатные растения ("Грязь от них и безобразие!"), капитулировали без боя. Кот получил право жить, сколько заблагорассудится, жрать, что захочется и гулять, когда вздумается. Принесённый мною ящик с песком он брезгливо игнорировал, требуя, чтобы дверь на улицу была всегда открыта.

 Справедливости ради надо сказать, что хозяйским терпением свободолюбивый сын городских подвалов отнюдь не злоупотреблял. Он ни разу не стянул ничего со стола, не разбил, не поцарапал. Не метил в квартире углы, а этого можно было вполне ожидать от уличного некастрированного самца, не точил когти... Но купаться отказался сразу и наотрез, и настолько решительно, что повторять попытку не рискнул никто.

 Отец назвал его Котофеем.

 Точнее всего наши взаимоотношения с котом можно было бы охарактеризовать так: самостоятельный работающий одинокий мужчина снимал комнату с обедами у хозяев. Котофей прожил на полном пансионе остаток осени, зиму и начало весны, а потом, с наступлением первых тёплых деньков, просто перестал приходить и от наших попыток водворить гуляку в лоно семьи всячески уклонялся.

 Лето мы с братом по традиции провели в деревне у бабушки с дедушкой, и Котофей выпал из поля зрения, но с наступлением холодов мы проснулись поутру от знакомого хриплого мяуканья. Блудный кот стоял на пороге, выражая всем видом готовность прилечь на любимый красно-синий половик.

 Больше всех возвращению Котофея обрадовался, как ни странно, отец, ни до этого, ни после не испытывавший слабости к каким бы то ни было домашним животным. Папа пообещал отметить возвращение бродяги в семью и слово своё сдержал.

 Вечером, придя с работы и разуваясь в прихожей, отец позвал кота, и тут началось нечто невообразимое. Наш всегда спокойно-настороженный кот с каким-то не то что нечеловеческим, а даже и не с кошачьим воплем сорвался с места и понёсся в коридор, не разбирая дороги и сбивая половики. К кошачьему рёву присоединился отцовский хохот и крики.

 Мы выбежали в коридор и застыли. Отец стоял в одном ботинке, в расстёгнутой куртке, вытянув вперёд правую руку, а на нём, вцепившись в одежду тремя лапами, висел истошно орущий на весь подъезд кот. Передней лапой он молотил в воздухе, отчаянно пытаясь достать что-то, зажатое отцом в кулаке. На пол капала кровь...

 Отойдя от первого шока, мать попыталась оторвать кота от отцовской куртки - безрезультатно. Натренированный в жестоких уличных боях кошак намертво вцепился в хозяина, ни на секунду не переставая вопить и царапаться.

 Отец кое-как доковылял до зала и рухнул в кресло, задыхаясь от хохота. Нам удалось понять, что в его руке не что иное, как пузырёк валерьянки. Ну как же! Всем известно, что коты неравнодушны к этому растению, вот наш любознательный папа и решил проверить, а заодно доставить любимцу несколько приятных минут.

 К концу его объяснений мы тоже не могли разговаривать от смеха. С горем пополам нам втроём удалось-таки отцепить извивающегося и вопящего кота от отцовской куртки и продержать его несколько секунд, пока отец отвинчивал крышечку и капал настойку на пол.

 Вырвавшийся кот пропахал когтями пол и смахнул жалкие капли в одно мгновение. Вновь раздался душераздирающий вопль. Мы сгибались пополам от смеха и рушились на пол один за другим... На безумную какофонию прибежали соседи и опустились на пол рядом с нами.

 Отец решил не ломать коту кайф и вылил в заботливо принесённую братом мисочку сразу полпузырька. Котофей всосал в себя дурманящую настойку как заправский алкоголик. Хищные жёлтые глаза его приняли остекленевшее выражение. Кот с трудом сфокусировал взгляд на зрителях, икнул и попытался встать.

 К этому времени мы даже не плакали - мы рыдали от смеха. Нетвёрдо стоящий на ногах кот-пропойца выписывал по комнате несусветные кренделя, не разбирая дороги и сшибая лбом стулья. Увидев в полировке серванта своё отражение, Котофей молодецки рыкнул и попытался дать ему по морде, но с разлёта вписался в дверцу и растянулся на полу. Обалдело посмотрел по сторонам, громко и протяжно замурлыкал - впервые за всё время, что мы его знали - и уснул. Во сне он храпел!

 Наутро у нас от смеха болели животы, а бедолага Котофей страдал от похмелья. Он жадно пил воду прямо из подтекающего крана и даже совал под струйку голову. Непьющий отец проявил мужскую солидарность и налил в мисочку немного валерьянки на опохмелку, но кот, сморщившись от отвращения, ушёл в спальню и забился под диван. Ему было стыдно за вчерашнее.

 Пузырёк с валерьянкой так и остался недопитым. Больше Котофей никогда не интересовался валерьянкой, как отец ни уговаривал его исполнить номер на "бис" перед друзьями. Весной он, как обычно, ушёл, а осенью так и не вернулся. Пропал со двора. Больше мы его не видели, а на следующий год у нас была уже другая кошка.